Шрифт:
– Доктор, - меня увидела первая Надежда, - дед вернулся.
– Вижу. Здравствуй, Тимофей.
Я протягиваю ему руку, но он испуганно отшатывается.
– Прости меня, доктор, предал я тебя. Стали меня допрашивать и все, что о тебе знаю, что ты говорил, все передал им...
– Успокойся, дед. Ты уже пришел сюда и это хорошо. Не прятался по углам, а сказал мне правду.
Один глаз деда моргает.
– Лучше расскажи нам все, - продолжаю я.
– Как там за проволокой?
– Я уже здесь почти все рассказал, но для тебя, доктор, повторю.
И дед стал рассказывать мне с того момента, как в Глушково приехала комиссия, как они составили петицию и он вызвался передать ее вновь прибывшему начальству.
– Меня здесь арестовали и отвезли в тюрьму в Кулунду, - дед вытер глаз, - там стали спрашивать, но сначала сделали укол и я все выдал. Что ни вопрос, не могу молчать. Так и хочется все выложить и выкладывал... Потом опять посадили в машину и привезли сюда.
– Все нормально, дед. Ты ничего нового им не сообщил. Они знают обо мне больше, чем даже я знаю себя.
– Конечно, Тимофей, - выступила Надежда, - они из тебя ничего такого и не выкачали. Подержали в Кулунде, а потом поняли, что оставлять тебя среди заключенных опасно, а вдруг все узнают, что здесь творится и спешно вернули сюда. Я правильно говорю, доктор?
– Все так и было.
Дед вроде успокоился. Он заторопился домой и Верка решила его проводить.
Опять рано утром в медпункт пожаловал полковник Семененко.
– Доктор, проезжал мимо и решил зайти на огонек. Разрешите войти?
– Пожалуйста, полковник.
Он неторопливо садится на стул и закидывает ногу за ногу.
– Я ведь зачем пришел? Сообщить вам, доктор, неприятную вещь. Больше не надо ездить в Комарово...
– Что?
– Комарово больше нет.
Все во мне клокочет от ярости, мне хочется всадить в это лицо кулаком.
– Почему меня не вызвали?
– задыхаюсь я.
– Только не подумайте, что мы здесь виноваты. Три дня тому назад был дождь, помните?
– По моему здесь ничего не было.
– Ах, да. Дождь был только там. К сожалению, доктор, дождь то был не простой, он был отравлен.
– Вы... вы его отравили...
– Нет, нет, нет... Мы здесь не виноваты. Комиссия определила в чем дело. В центральном районе полигона был смерч, он захватил пыль с поверхности земли и эта пыль поднявшись в воздух, уже вернулась с дождем на поселок. К сожалению земли центрального района давно заражены...
– Неужели никого нет в живых?
– Увы.
Не стало чесоточного мальчишки Пашки, его матери, извозчика Фомы, не стало тех поселковых жителей с кем успел познакомится.
– К сожалению, полковник, я не могу сказать, что вы в этом деле не виноваты. Землю на полигоне отравили вы.
– Это несчастный случай, поверьте.
Я качаю головой.
– Доктор, у нас, то есть, у командования появилось предложение. Объединить наши усилия для лечения населения поселка и военного городка. Создать как бы единый центр и разместить его в госпитале.
– Я гражданский доктор...
– Знаем, знаем. Но население, к сожалению, уменьшилось и поле вашей деятельности сузилось. У нас же, в госпитале, опытных врачей не хватает, вот вы и пополните их ряды...
– И буду подчиняться майору Молчанову?
– Надо же кому то подчиняться...
– Я подумаю, полковник.
– Подумайте. Три дня, надеюсь, вам хватит.
Семененко кряхтя поднимается, Я уже все понимаю, они меня и слушать не будут, переведут и все. Просто нужна какая то видимость приличия. Полковник пожимает мне руку и любезно прощается.
– Здесь был этот..., - Надежда с волнением смотрит на меня.
– Да, здесь был полковник Семененко. Надя, поселка Комарово больше нет.
– Как же так...? Ужас... какой... Неужели всех, - шепотом спрашивает она.
– Всех.
Надежда начинает всхлипывать.
– Там же мои родственники, там...
– Наденька, надо взять себя в руки...
В медпункт врывается Вера.
– Доктор, я узнала... Надя? Наденька..., - она подбежала к ней, обняла ее и тоже заревела.
– Вы уже все знаете...
Через двадцать минут все вроде успокоились. Я пристаю к Вере.
– Кто тебе сказал о гибели поселка?
– Да ребята же, что в оцеплении стояли.