— Что с ней такое? — тихонько спросила Нина.

— Если б я знал, — так же тихо ответил Том. — Пойду попробую с ней поговорить.

Том осторожно приблизился к Доминге. Задний карман его джинсов при этом засветился.

— У тебя телефон светится! — шёпотом сказал Эрни.

— Он в гостиной! — шёпотом ответил Том.

— Проверь задний карман! — объяснил Эрни.

Доминга вдруг перестала стирать цветы и ошарашенно уставилась на свои ладони.

— Какой позор, какой позор… — зашептала она, схватившись руками за покрасневшие щёки.

Том извлёк из кармана джинсов лунный камень.

— Напилась прямо на работе, в первый день… какой позор… — Теперь Доминга плакала, уткнув личико в фартук.

— Что ты такое говоришь, мы ведь не держим в доме алкоголь! — не понял Том.

— Я вовсе не хотела… я совсем не пью, просто боялась обидеть хозяйку… — Доминга продолжала всхлипывать, но больше не рыдала.

— Чай?! — удивился Том.

— Мята, — смущаясь, но больше не плача, наконец объяснила Доминга. — Мята для домового — всё равно что валерьянка — для кота.

— Прости, я не знала. — Нина погладила Домингу по волосам.

— А что же тогда тебя отрезвило? Стирка? — Том вращал пальцами камень, который почему-то продолжал светиться.

— Я не знаю, — пожала плечами Доминга. — Я как будто увидела Луну, и она меня позвала… Она запела, и я как будто очнулась.

— На, держи, это твой амулет или, если хочешь, антидот, а мяту мы спрячем. — Том положил в карман платьица Доминги лунный камень, загадочно улыбаясь.

— О, спасибо! Что я должна за это сделать?

— В твоей песенке речь шла о крыше: не могла бы ты взаправду починить её, чтобы она совсем перестала течь? Знакомый цверг нам с этим так, увы, и не помог.

— О. Это запросто.

Доминга щёлкнула пальцами, и крыша вместо старого шифера покрылась новенькой добротной черепицей.

— Фасад поправить? — Доминга, кажется, была от души благодарна Тому за антидот.

— Конечно, — не стал отказываться Том.

Эрни и Нина вышли на улицу, чтобы оценить труды Доминги. Старенький домик так преобразился, что можно было подумать, будто его снесли и построили на его месте новый — добротный и нарядный.

Напротив него в замешательстве стояла Дана, пришедшая забрать Аниту. Только заметив смеющихся Эрни и Нину, она наконец узнала собственный дом.

— А как насчёт флейты? Ты правда умеешь играть? — Эрни было безумно интересно послушать музыку домового.

— На человеческой флейте, конечно, не умею: она слишком большая для меня. Но у меня есть дудка.

— Могу поспорить, она деревянная. — Том стоял сзади Даны, сидевшей за столом, и расчёсывал её длинные волосы гребнем, смазанным маслом (Дана и Доминга уже были представлены друг другу).

— Конечно! — подтвердила Доминга.

— И её вырезал тот же мастер, который сделал твои башмаки, — предположил Том.

— Так точно! — снова согласилась с Томом Доминга, доставая из кармана фартука деревянную дудочку.

Том перестал заниматься волосами Даны и присел на свободный стул рядом с Эрни.

Доминга поднесла дудку к губам и, прикрыв глаза, заиграла. Эрни вздрогнул: музыка не просто коснулась его ушей, она вошла в его сознание, забрала его целиком. Он как будто летел куда-то, проживая звуки. Простые нотки как будто являлись фасадом замка, представлявшего собой целый мир. Это был завораживающе красивый мир, в который Эрни неожиданно упал. Он никогда не смог бы описать его при помощи обычных слов или образов, он будто попал в более объёмную реальность, где действуют другие сложные, но в то же время гармоничные законы. Это было нечто идеальное и непостижимое одновременно.

Эрни не видел, а чувствовал Тома рядом, он тоже путешествовал в этой волшебной музыке где-то поблизости. Нина и Дана просто слушали и проживали красоту мелодии, едва ощущая что-то необычное.

Когда Доминга доиграла, Эрни снова вернулся в привычную реальность.

— Прекрасная музыка, но что это было? — спросил он скорее Тома, чем домового.

— Примерно то же, что было у Доминги в ботинках, — древняя фея музыки, — спокойно ответил Том, улыбаясь глазами и скрестив на груди руки.

— У этой мелодии есть автор? Или это ваш фольклор? — спросил Эрни Домингу.

— Моя бабушка научила меня её играть, а её научил её дядя. Что было раньше, я не знаю.

— Можно считать, фольклор, — решил Эрни, взглянув на Тома.

Тот кивнул, улыбнувшись.

Услышанная музыка запала Эрни в душу, ему захотелось не только снова услышать, но и сыграть её самому. Вот только уноситься в сложный ирреальный мир этой мелодии, несмотря на его кажущееся совершенство, ему больше не хотелось.