Одинокий, без друзей или близких родственников, живущих поблизости, Моу проводил долгие дни и ожидал от своих солдат того же. Его отсев нерадивых, не успевающих агентов вдохновил тех, кто остался в подразделении и восхищался его рвением, на то, чтобы дать ему добродушное прозвище «председатель Моу».

Опираясь на самый фундаментальный элемент полицейской работы, Моу подчеркивал, что самым надежным методом достижения результатов является допрос старых и поиск новых информаторов. «У вас не будет проблем с получением денег для оплаты информаторов, — пообещал он. — Эти парни ставят на кон свою жизнь. Информация бесценна, поскольку позволяет нам сэкономить силы и время и подсказывает, где ставить жучки». Как и он сам, большинство агентов отряда не были коренными ньюйоркцами и не были знакомы с итало-американской культурой и нравами района. Моу считал мифом, что агенты из Нью-Йорка лучше всего подходят для работы над делами «Козы Ностра». «Если умник завяз в уголовном деле или имеет зуб на одного из своих боссов, он будет разговаривать с тобой независимо от того, откуда ты родом», — поучал он новичков в отделе.

Следуя проповеди Моу, агенты C-16 начали выискивать информаторов Гамбино, выведывая у них информацию, которая могла бы привести к важному для отряда делу. Прошло два года, и ни одна из крупных фигур семьи не была раскрыта, но терпеливая тактика Моу принесла свои плоды в одном из подразделений Гамбино — команде Джона Готти. Несколько низкопоставленных членов клуба Бергина, ни один из которых не стал солдатом, регулярно снабжали агентов информацией о деятельности Готти и его команды. Готти был далеко не вершиной мафиозных планов ФБР, но осудить его и уничтожить его команду было достойной целью.

Согласно стандартным процедурам безопасности ФБР, никто из осведомителей отряда в охотничьем и рыбном клубе Бергина не знал, что другие сообщники Гамбино в команде тайно работают на бюро. Проанализировав их отдельные донесения, Моу пришел к выводу, что самым слабым звеном в окружении Готти может быть его давний приятель Анджело Руджеро. Толстяк Анже, по словам услужливых канареек, выступал в роли исполнительного директора Готти, проверяя ростовщические и игорные книги команды, чтобы удостовериться, что Готти получает наибольшую долю награбленного. Уязвимость Руджеро объяснялась тем, что, по общему мнению информаторов, он был неконтролируемым сплетником. Среди завсегдатаев Бергина его склонность к непрекращающейся болтовне вызвала уничижительное прозвище «Кря-кря». Один из информаторов упоминал, что самоуверенный Руджеро хвастался, что создал безотказный метод уклонения от телефонных прослушек; для бизнеса мафии он использовал розовый телефон Princess, записанный на имя его дочери и подключенный к отдельной линии.

Основываясь на утверждениях информаторов о предполагаемых преступных действиях Руджеро, в ноябре 1981 года был получен судебный ордер на прослушивание телефонов, включая модель Princess его дочери, в его доме в Говард-Бич, в том же районе, где жил Готти. Поначалу прослушивание не дало ни улик, ни серьезных зацепок, и после переезда Руджеро в Сидархерст, Лонг-Айленд, возникла пауза. Техникам ФБР пришлось получить еще один судебный ордер и прослушивать новые телефоны. На этот раз бюро пробралось в новый дом Руджеро и установило скрытый микрофон в обеденном уголке, где, по сведениям информаторов, Руджеро любил встречаться с другими мафиози. Именно «жучок» в динетте и болтливость Руджеро неожиданно опустошили верховное командование Гамбино.

Первым мафиози, скомпрометированным развязными разговорами Руджеро, стал крестный отец Пол Кастеллано. Каждое воскресенье Руджеро отправлялся в особняк Кастеллано на Стейтен-Айленде, и как только он возвращался в Сидархерст, Кряк-Кряк разговаривал по телефону с Готти и мафиози Бергина, пересказывая свои разговоры с Большим Полом и пересказывая то, что он слышал, как Кастеллано обсуждал с другими мафиози. К удовольствию агентов, записывающих звонки, Руджеро рассказывал о мафиозных противоречиях, которые должна была разрешить Комиссия. Его навязчивая болтовня стала бесценным подарком для ФБР и прокуроров, обеспечив им «достаточные основания» для прослушивания дома Кастеллано, их цели номер один. В качестве дополнительной благодарности правительству Руджеро представил достаточно инкриминирующей информации о Ниле Деллакроче, чтобы получить судебный ордер на прослушивание дома босса в Стейтен-Айленде. После одного плодотворного жучка в столовой Руджеро за двумя самыми могущественными королями Гамбино впервые было установлено секретное электронное наблюдение. В конечном итоге подслушивание позволило получить яркие доказательства, уличающие Кастеллано и Деллакроче в революционном деле Комиссии и в других преступлениях.

Толстый Энж также невольно расширил представление ФБР об образе жизни и личных привычках Джона Готти. Чаще всего в полдень камердинер Руджеро будил Готти, чьи ночные вечеринки или игры в карты и кости редко заканчивались раньше четырех-пяти часов утра.

«Эй, Джон, уже одиннадцать тридцать. Тебе пора вставать. Как дела?»

«Хорошо, Энж, хорошо», — после чего следовал прочищающий горло кашель, ворчание и зевота.

Мягко разбудив своего каподастра, Руджеро напомнил ему о приоритетах на день.

«Джон, у нас это дело около двух часов, помнишь?»

Через пятнадцать-двадцать минут Руджеро обычно делал повторный звонок. «Ты выпил свой кофе?»

«Хорошо, хорошо, Энж. Давай, ладно». Так начинался день Готти.

Кризис для Руджеро и еще один драматический поворот для подслушивающих ФБР произошел весной 1982 года. 6 мая брат Анджело Сальваторе погиб в авиакатастрофе частного самолета у побережья Джорджии. Сальваторе был крупным торговцем героином и много лет скрывался от правосудия, а его внезапная смерть выявила причастность Анджело к торговле наркотиками. Из прослушиваемых разговоров в столовой Седархерста и упоминаний сицилийского термина «бабания» — кодового слова мафии для обозначения героина — агенты собрали доказательства того, что Анджело унаследовал наркосеть своего брата. Разговоры в столовой также указывали на то, что Джин Готти, брат Джона, несколько других членов Бергина и адвокат участвовали в операции по получению спрятанных запасов героина Сальваторе и прибыли в размере до 2,5 миллиона долларов от недавней сделки с наркотиками.

Подозревая, что за ним следят агенты, Руджеро привлек отставного городского детектива, чтобы тот проверил его дом на наличие прослушки и жучков. Предупрежденные информаторами, сотрудники ФБР отключили свои скрытые микрофоны в тот день, когда дом Руджеро проверяли на наличие электронных подслушивающих устройств. Бывший детектив сообщил Руджеро «хорошую новость»: у него нет жучков, о которых можно было бы беспокоиться. Но были и «плохие новости»: его телефоны прослушивались. Полагая, что он в безопасности и что его дом свободен от электронных жучков, Руджеро избегал компрометирующих телефонных звонков, но нечаянно помог ФБР, еще более свободно разговаривая с другими мафиози о наркотиках и других преступлениях в своей подслушиваемой столовой.