Шрифт:
Но тут я бессильна.
Сева не будет избегать брата. Он его боготворит, особенно после того, как полностью пришел в себя и осознал, что именно Иван сделал для его выздоровления.
И продолжает делать, несмотря ни на что.
Иван, уйдя из нашей квартиры той ночью, не собирался пропадать из жизни брата насовсем.
Он из тех, кто держит свое слово и идет к цели, невзирая на любые преграды на пути.
Целью было выздоровение Севы.
И Иван буквально головой проламывал препятствия.
Следующим утром он, как ни в чем не бывало, появился на пороге квартиры и, спокойно глядя на меня, приказал собирать брата на процедуры.
Я не стала задавать вопросы, обессиленная бессонной ночью. Голова разламывалась от боли, впереди был полноценный рабочий день, уроки, которые никто не мог отменить или перенести, и метод-собрание вишенкой на торте.
В школе ждать и входить в мое положение никто больше не собирался, я и без того серьезно подвела коллег, взяв выходной на день, когда Сева пришел в себя внезапно и потребовалось его везти к врачу.
Потому я просто собрала мужа в больницу, поцеловала его на прощание в губы, поймала теплый легкий отклик, и, ощущая мучительное жжение в области шеи от взгляда Ивана, когда прощалась с Севой, закрыла за ними дверь прямо-таки с облегчением.
Эта первая наша встреча после мучительного разговора, была тяжелой для меня.
Но то, что я не ударилась в слезы, а просто на автомате сварила себе кофе и пошла собираться на работу, подарило надежду на будущее облегчение.
В конце концов, хорошо, что Иван не впал в истерику из-за моего отказа, а оказался мужчиной, умеющим держать свое слово, и не бросил брата.
Мне, с одной стороны, было бы легче, если б он так сделал… Не видеть его вообще, не слышать ничего о нем.
Но, с другой, Сева в любом случае в приоритете.
И тут помощь Ивана сложно переоценить. Я прекрасно понимала, что, если бы брат мужа сейчас просто пропал из нашей жизни, то мне было бы в разы сложнее! И, возможно, прогресс Севы был бы не настолько стремительным.
С этой точки зрения постоянное присутствие Ивана в нашей жизни, а он так и продолжал приезжать каждый день, возить брата на процедуры, платить за лечение и необходимые обследования, было бесценным.
И неважно, что лично я испытывала каждый раз, когда видела его. И когда ловила на себе его взгляды, по-прежнему жадные и полные темного, подчиняющего вожделения.
Он ничего не говорил, не намекал, боже, да он даже не дотронулся до меня ни разу!
Но ощущение того, что в голове своей Иван постоянно прокручивает картинки того, что делал со мной, было настолько острым и горячим, что в его присутствии мне становилось сложно дышать.
Кожа горела, губы сохли, в голове мутилось.
И сжималось все внутри от осознания, что произошедшее не отпустило меня, оставило невероятно глубокий след в душе. Я стыдилась, злилась, казнила себя. Называла дрянью, похотливой кошкой, дурой…
И все равно каждую ночь, в своих диких кошмарах, сгорала в жестких жадных руках, умирая от стыда и похоти.
– Ну все, я сейчас, – заканчивает разговор Сева, – я сам спущусь, брат! Не надо подниматься! А, ты уже в подъезде…
Я выдыхаю и иду в комнату, чтоб приготовить Севе одежду.
И готовясь морально к появлению Ивана в квартире.
Муж и в самом деле окреп уже настолько, что может сам, придерживаясь за перила и опираясь на трость, спуститься вниз. Но Иван все равно постоянно приходит в квартиру.
Здоровается со мной, равнодушно, прохладно, наблюдает, как я провожаю мужа.
Внешне все выглядит пристойно, да…
Непристойны только его взгляды.
И образы в моей голове.
35
– Слушай, Алин, – говорит Сева, когда я застегиваю на нем рубашку. Не то, чтоб у него не получается это делать, просто мне приятно и хочется, – давай вечером посидим у нас. Я Ивана приглашу… А то столько месяцев уже прошло, а мы так и не отметили мое возвращение к жизни…
Мои пальцы застывают на пуговках, смотрю на кадык мужа, лихорадочно соображая, что делать, что говорить. Все это время я старалась быть как можно дальше от Ивана, и только благодаря этому спасалась. Отличная терапия избеганием.
Сева не мог не заметить, что мы с его братом, мягко говоря, холодно общаемся, и даже заговаривал об этом прямо с того момента, когда к нему вообще вернулась речь, то есть, примерно, с месяц назад. Но прямые вопросы на эту тему мне удавалось обходить.
Сева знал, что Иван жил в квартире несколько недель, а потом съехал. Я не знаю, как объяснял сложившуюся ситуацию сам Иван брату, но, судя по всему, эти доводы были вполне логичными и внятными, потому что Сева со мной тему отъезда старшего Леванского с нашей территории не поднимал.