– Ты заходила к Инессе? Может ей чего нужно?

– Я только от нее. Мы играли в лягушек, она так смешно надувала щеки и крутила глазами. Вот так! Нет, у меня не получается.

– В лягушек? А кто предложил?

– Поиграть? Сама не знаю…

– Кристинка, присядь рядышком.

– А Вы разве в детстве не играли в лягушек?

– Ты спрашиваешь о моем детстве?

– Угу.

Священник стянул с себя плед и наклонился к Кристине.

– Вы думаете о чем-то другом и переспрашиваете меня постоянно, – заметила Кристина.

– Да-да… В детстве… я припоминаю… весной, теплой-претеплой, в застоявшейся озерной заводи мы стоим по колено в талой воде, вытаскиваем клейкую лягушачью икру и бросаемся ею. Пока догонишь кого-нибудь – измаешься – а в руках уже нет ничего…

– Ой! Я ужасно боюсь брать в руки эту гадость. Особенно боюсь жаб. Они холодные и противные. И у них страшные глаза, как у некоторых людей.

– Людей?

– Ну да. А вы не замечали? …Как подумаю про них – дрожь пробирает. Б-р – р-р!

– И тебе захотелось играть в лягушек?

– Что?…А! Да это Инесса сама начала корчить рожи, – быстро проговорила Кристина. И уже было заметно, что мысли ее унеслись далеко от этой темы. – Ей очень нравится играть в такое. Она сильно изменилась после того случая, когда вы ее спасли. Стала такой забавной…

Кристина взяла руку священника, поцеловала и вдруг неожиданно спросила:

– Разреши мне называть тебя и обращаться с тобой так, как я хочу?

– Да-да, конечно.

Мурлыкая себе под нос какую-то дайну, Кристина ушла собирать букет к обеденному столу. Она не догадывалась, что их ждет впереди. Священник закрыл глаза, прислушиваясь к однозвучному пению синицы, так напоминающему миниатюрный колокольчик.

«Все перемешалось, как ТЫ хотел! Одних свел в могилу, других свел с ума. Бедная Марта! Отреклась от Бога! И я не смог ее спасти! Не спрятал! Она сидит в сарае и ждет ТЕБЯ! Ждет на пепелище своего дома. Но ТЫ млеешь от ожидания моей казни! ТЕБЕ больше никто не нужен. Цепкие когти! Как изящно сделать Инквизитора исполнителем твоей дьявольской воли! Сегодня мой последний шанс борьбы за Марту».

Где-то над головой раздалось слабое скрежетание, и рядом свалился жук-олень. Викарий обнял толстую нижнюю ветку, подтянулся и взобравшись на нее, увидел, как по стволу стекает сок из-под коры. На пир подоспели муравьи, жуки, шмели. Вокруг встревожились мухи, разлетелись, но быстро сообразили и вернулись на прежние позиции. Между тем два элегантных жука-оленя выбирали себе место послаще, но сцепились рогами, приподнялись на дыбы и свалились к третьему, барахтавшемуся под деревом.

Спрыгнув на землю, священник мокнул ободранную ладонь в ведро с водой и тщательно промыл.

«В храме ОН сделал последний жест… ОН показал, что вся моя борьба с НИМ тщетна. Я в сетях. Раскаиваясь в одном грехе – я совершаю два новых, еще более страшных. Теперь я лишен прихода. Я живу с женщиной – значит, лишен священства. Я стою на коленях перед Сатаной – значит, лишен Бога… Но моя философия в другом. По делам моим, ты меня рассудишь, Господи! Или я сгину непрощенный…»

Он засуетился, споткнулся обо что-то.

– Куда ты собрался? – спросила его Кристина.

– Скоро вернусь, побудь дома….

– Возьми меня с собой.

– Нет. Дело мое не терпит отлагательств. Ты не успеешь оглянуться, как я вернусь. Кто бы здесь не появился, не выходи – не разговаривай ни с кем. Если почувствуешь угрозу – ты знаешь наше место в лесу. Жди меня там.

– Нет. Я пойду с тобой.

– Хорошо. Проводи меня до поляны.

– Я захвачу свирель. А ты оставишь меня на поляне? Пусть будет по-твоему. Когда ты оставишь меня на поляне – тебя будет провожать дальше моя музыка. Да-да. Не смейся. Я хорошо придумала? Ты не оденешь сутану? – она посмотрела на его сапоги. – Ты разве идешь не в церковь?

– Кристина, ни о чем меня не спрашивай. Считай, что я немой…

– Тогда надень сутану.

– Хорошо! Пусть будет по-твоему!

На поляне их встретил шальной ветер. Как-то робко потрепал их одеяния, развеял аккуратно уложенные волосы… Она села в высокую траву и заиграла на свирели. Он уходил, но издали оглянулся, когда утихли звуки, и увидел торчавшую из травы девичью головку и тонкую свирель. Но кроме звуков свирели уже рос далекий гул земли от тяжелой повозки Инквизитора.

Он спешил к заброшенному дому. Сегодняшней ночью, во сне, он успел спуститься в его подземелье. Сон подсказывал ему путь по узким лабиринтам, где его ожидала неизвестность.

Именно туда, сегодня, рыбаки с пристани Борду, тайно доставят Марту. По уговору со священником, они ее свяжут, и на телеге, под парусиновым навесом, под которым перевозят рыбу, привезут. Так, чтобы никто не догадался и не выдал ее властям.

Скрежет тяжелых сапог на полу, покрытом осыпавшейся лепниной, казался необычно звучным и громким, он останавливался, прислушиваясь к нему. С каждым шагом звук отдавался в высоких застенках, и затихал. Он завернул к потайной двери, под лестницей, что вела в подземный склеп, стал медленно сдвигать нагромождения, будто шум от этого мог быть меньше. Петли, которые он в прошлый раз перетянул скрепами, оказались нетронутыми. Старый шкаф бдительно стоял на страже этой двери, также покрытый многолетней пылью.