Час спустя, или, может быть, два, крики в коридоре снаружи заставили их обоих оторвать взгляд от своей работы. Кто-то постучал в дверь столовой. "Войдите", - хором сказали два короля.

"Ваше величество!" - взволнованно сказал слуга. Он остановился, моргнул и попробовал снова. "Э-э, я имею в виду, ваши Величества. У меня отличные новости, ваши Величества! У принцессы Лимозы родился мальчик!"

Грасу пришлось вознаградить слугу, который принес ему весть о сыне Орталиса. Ему пришлось притвориться, что это хорошие новости. Дела во дворце были бы еще хуже, если бы он этого не сделал.

Орталис раздавал деньги каждому слуге, которого видел. Он целовал всех женщин, включая тех, кто годился ему в матери. Он хлопал всех мужчин по спине. Он не ходил по дворцовым коридорам. Вместо этого он танцевал.

"Маринус!" - сказал он всем, кто был готов слушать. "Мы назовем малыша Маринусом!"

Это не было именем со стороны семьи Граса. Возможно, это было связано с именем Петросуса — или, может быть, Орталис и Лимоса просто решили, что оно им нравится. Грасу не хотелось спрашивать. Он сказал "Поздравляю" своему законному сыну и понадеялся, что его лицо при этом не было слишком деревянным. Очевидно, нет, потому что Орталис только ухмыльнулся ему. Видеть ухмылку Орталиса было почти так же странно, как поздравлять его. На лице Орталиса часто было хмурое выражение, или насмешка. Ухмылка? Грас задавался вопросом, где эти обычно кислые черты лица нашли место для одного из них.

Ланиус поступил несколько лучше, сказав: "Надеюсь, с Лимозой все в порядке?"

"О, да". Орталис перестала резать каперсы достаточно надолго, чтобы кивнуть. "Акушерка сказала, что она перенесла это так хорошо, как только может женщина".

"Хорошо", - сказал Ланиус.

"Замечательно", - согласился Грас, не думая ничего подобного. Но тогда это было несправедливо. Что бы вы ни говорили о Петросусе, Лимоза была безобидным созданием. Ее худшим недостатком до сих пор был неудачный вкус к боли, который сделал ее такой хорошей парой для Орталиса. Но рождение неудобного мальчика было почти непростительным грехом.

Понимала ли она это? Если понимала, то у нее хватило ума скрыть это знание. Наивность здесь сыграла ей на руку. Орталис прекрасно понимала, что она сделала. Он снова начал танцевать, танцуя и напевая: "У меня есть наследник! Спасибо тебе, король Олор! У меня есть наследник!"

Ланиус не показал ничего из того, о чем он думал. Грас восхищался этим и надеялся, что его собственные черты были под таким же контролем. Хотя он бы не стал ставить на это. И затем ему пришло в голову кое-что, что действительно заставило его улыбнуться. Он взывает к королю Олору. Он взывает не к Изгнанному.

Что он должен так думать о собственном сыне… Он пожал плечами. Да, это было печально. Но Орталис дал ему достаточно причин беспокоиться о том, на чьей он стороне. Видеть и слышать, что такое беспокойство ни к чему не привело, было не самой худшей вещью в мире.

Грас изучал своего радостного законного сына. То, что Орталис не восхвалял Изгнанного, не означало, что он сходился во взглядах с Грасом и Ланиусом. То, как он вел себя, показывало, что это не так, по крайней мере, в том, что касалось наследования. Он мог выполнять работу Изгнанного, не признавая изгнанного бога своим повелителем. Он мог бы более эффективно работать на благо Изгнанного, если бы не признавал его. Немногие мужчины вставали с постели с мыслью: "Сегодня я собираюсь совершить что-то злое". Еще многие думали: "Я собираюсь сделать что-то хорошее", не понимая, что то, что они считали хорошим, было чем угодно, кроме как в глазах большинства их собратьев.

Принц Василько из Нишеваца, что в стране Черногор, был таким, когда восстал против своего нелюбящего отца. Он видел все, что делал Всеволод, и ему было все равно, где искать помощи, чтобы свергнуть его. Если люди, поддерживающие Изгнанного, помогут ему свергнуть Всеволода, тем лучше. И если они — и изгнанный бог — получат еще большую власть в Нишеваце, а затем и в остальных городах-государствах Черногория… что ж, принца Василько это не беспокоило. Он получил то, что хотел, и ничто другое не имело для него такого большого значения.

Свержение его и других, кого соблазнил Изгнанный, стоило Аворнису многих лет сражений. Это также стоило Грасу шанса воспользоваться гражданской войной среди Ментеше, продолжавшейся все это время. (Конечно, гражданская война на юге стоила Изгнанному шанса воспользоваться тем, что Аворнис был занят на севере. Все выровнялось — за исключением тех случаев, когда этого не происходило.)

Склонился бы Орталис к Изгнанному, если бы увидел в этом единственный способ получить то, что он хотел? Грас снова посмотрел на своего сына. У него было это беспокойство раньше, было и выбросил его из головы. Должен ли он был? Он не знал. И если спросить Орталиса, что бы он сделал, это только породило бы в его голове идеи — идеи, которых, возможно, там еще не было. Грас вздохнул. Все было не так просто, как ему хотелось.

Орталис, со своей стороны, поглядывал на Ланиуса. Он не заявил, что Маринус был законным наследником не только его, но и Королевства Аворнис. Если бы он это сделал, у него сразу же возникли бы проблемы. Но говорил ли злорадный взгляд в его глазах о том, что думал Грас? Он не мог понять, что еще это могло означать.

Что Орталис действительно сказал, так это "Хорошо, что в королевстве есть еще один принц". Он не сказал, что Ланиусу следовало бы иметь больше детей. Если бы это было так, Ланиус не мог бы быть слишком несчастен. При сложившихся обстоятельствах Орталис произнес это так, как будто здоровье принца Крекса могло быть под угрозой. Если так, то Орталис, скорее всего, был тем, кто поставил под угрозу его здоровье.