"Может быть, так оно и есть", - ответил Ланиус тоном, который не мог означать ничего, кроме "Ты, должно быть, не в своем уме".

"Мы можем увидеть ребенка?" Спросил Грас. Это казалось достаточно безобидным.

"Если акушерка тебе позволит". Орталис закатил глаза. Грас приложил все усилия, чтобы не рассмеяться вслух. Орталис и Лимоса, без сомнения, использовали Нетту, акушерку, которая также пришла, когда Сосию уложили в постель. Она была лучшей в городе Аворнис. Она также, вероятно, была самой жесткой женщиной, которую Грас когда-либо встречал. Она ни от кого не терпела глупостей. Даже Орталис понял это. Если он мог, то любой и вся смогли.

Сосия родила в специальной дворцовой комнате, предназначенной для королев. Лимозе, всего лишь принцессе, пришлось рожать в своей собственной спальне. Им понадобится новое постельное белье, подумал Грас. Орталис постучал, прежде чем решиться войти внутрь. Он подождал, пока тоже не услышал грубое "Войдите" — только тогда он открыл дверь.

Он вышел с Маринусом на руках. Как и любой новорожденный, его сын мог бы выглядеть лучше. Голова Маринуса казалась деформированной, почти конической, и была слишком большой для его тела. Его лицо выглядело разбитым. Его глаза были плотно закрыты. Он был краснее, чем ему вообще следовало быть. Нетта наложила повязку на обрубок шнура, который соединял его с матерью.

"Разве он не красив?" Сказал Орталис, доказывая, что все новые отцы слепы.

"Поздравляю". Грас протянул руку не своему сыну, а своему новому внуку. Крошечная ручка Маринуса коснулась его указательного пальца. Младенец вцепился в палец с неожиданной и поразительной силой. Тогда Грас сам рассмеялся. Он видел это у других новорожденных. Через некоторое время это прошло.

Орталис посмотрел вниз на крошечную фигурку в своих руках. "Мальчик. сын. Наследник", - тихо сказал он. Грас был бы счастливее, если бы опустил последние два слова.

Сплетни о спине Лимозы и шрамах на ней поутихли во дворце. Они возобновились еще до ухода акушерки. Естественно, пара слуг была там с женой Орталиса и Неттой. Они разболтали обо всем, что видели. Судя по тому, как новость дошла до Ланиуса, они тоже немного поболтали о том, что сами все выдумали. Он не думал, что у человека может быть столько шрамов, сколько, по их словам, было у Лимозы, и при этом продолжать жить.

Естественно, слуги не обращали внимания на его мнение. Скандалы их начальства были интереснее и занимательнее, чем возможность того, что пара из их числа разговаривала через свои шляпы. Он видел это раньше. Это его не беспокоило. Это было частью дворцовой жизни.

В тот вечер Сосия сказала: "Ты можешь спать в спальне, если тебе так хочется". В ее голосе звучали странные нотки вызова. Она ясно дала понять, что ему там не рады с тех пор, как узнала об Оиссе.

"Я рад", - ответил Ланиус. Он сделал паузу. "Ты уверен?" Его жена кивнула. Она не колебалась, прежде чем сделать это. Он обнаружил, что тоже кивает. "Хорошо".

Когда он пришел в постель, она уже была под одеялом. Это его не удивило; ночь была прохладной, и жаровни мало чем помогали в борьбе с холодом. "Спокойной ночи", - сказал он и задул лампу на ночном столике. Это было все, что он сделал — она пригласила его спать в ее постели, а не с ней. Но когда она скользнула к нему, словно для поцелуя на ночь, он почти автоматически потянулся, чтобы заключить ее в объятия. Он удивленно отпрянул, когда его руки нащупали мягкую обнаженную плоть.

Сосия рассмеялась ломким смехом. "Все в порядке", - сказала она. "Ты можешь продолжать, если тебе так хочется". Теперь вызов звучал сильнее.

"Почему?" спросил он. "Что заставило тебя изменить свое решение?" "Две вещи", - ответила Сосия. "Если ты не сделаешь этого со мной, ты сделаешь это с кем-нибудь другим. Даже если ты сделаешь это со мной, ты можешь сделать это с кем—нибудь другим - но ты тоже можешь этого не делать. Она прищелкнула языком между зубами; возможно, это было слишком грубо даже для нее. Через мгновение она продолжила: "И у нас действительно должно быть больше одного сына — особенно сейчас".

Она не ошиблась. Браки по государственным соображениям иногда заключались по любви. В их браках была любовь, время от времени. Была любовь или нет, но долг всегда был. Не вылезая из-под одеяла, Ланиус высвободился из своей ночной рубашки. "Я рад", - сказал он, обнимая ее.

Он даже не лгал. Он никогда не переставал наслаждаться тем, что они делали вместе, не через все его другие связи. Он не думал, что она понимала это или верила в это, но это было правдой.

Теперь он особенно заботился о том, чтобы доставить ей удовольствие, долго целуя и лаская ее груди и живот, прежде чем соскользнуть к соединению ее ног. Если бы она была достаточно зла на него, конечно, ничто из того, что он делал, не доставило бы ей удовольствия. Но она вздохнула, что-то пробормотала и раздвинула ноги шире. Он продолжал, пока она не ахнула и не задрожала. Затем он навис над ней и получил собственное удовольствие.

Когда они снова лежали бок о бок, она спросила его: "Тебе было так же хорошо, как и мне?"