— Кстати, что с твоим расследованием?

— С каким?

Полковник демонстративно вздохнул.

— Родственница твоя, Вера. Есть новости?

— Сереж, ты издеваешься?! Я в очередном тупике и просила тебя добыть о ней как можно больше информации!

— Я же тебе ответил. Дал адрес.

— Лучше бы ты дал ее актуальный номер мобильного. Тот, что значится в доступной базе, более не обслуживается.

— Разберемся. А ты лучше подумай, не связаны ли эти нападения с твоей Верой. Мать, очевидно, была с приветом, возможно, дочь такая же. Подумай, нужна ли тебе такая родня? Не буди лихо пока оно тихо. Ты как-то прожила без них все эти годы, как и они без тебя. Возможно, эта неуравновешенная Вера вышла на твой след раньше, чем ты на ее, и решила тебе отомстить за несчастную судьбу своей некогда брошенной в глухой деревне матери.

— И?!

— И наняла какого-то бомжа.

Не успела Варвара Сергеевна высказать Никитину, что он бесчувственный фантазер, как к кафе подъехало такси. Из белой «киа» уже вытаскивала свое пышное тело успевшая переодеться в спортивную куртку и джинсы Матросова.

— Спасибо, Сереж, за мудрые мысли! На связи.

Самоварова нажала отбой.

Приняв заявление, сняв показания и запись с камер наблюдения, молодые сотрудники правоохранительных органов посоветовали потерпевшей ехать домой.

— Как поймаем вашего сумасшедшего, вызовем вас на опознание! — ободряюще улыбалась молоденькая следователь.

И снова — наращенные реснички, глаза — с изумрудно-зелеными линзами, ноготки — с парочкой камушков на остриях. Пышные щечки выдавали любительницу вкусно поесть, а подкаченная попа извиняла ей этот недостаток. Вглядываясь в нее, Самоваровой хотелось узнать себя, молодую.

Не получалось.

Во второй половине восьмидесятых ей, тоже модной и следившей за собой (в этом неутомимом желании образцом для подражания когда-то стала яркая и смешливая соседка Маргарита) молоденькой Варе не удавалось быть расслабленной даже в обычной жизни, что уж говорить о работе.

Сухие, как черный чай, слова, формальные фразы, сердитые брови.

Она была застегнута на все пуговицы.

Только в перекур удавалось расслабиться и похохотать над шутками коллег. Муж бесил своей безответственностью, мать давила, словно плитой, так же, как Варя — мужа, считая безответственной как раз свою дочь.

Когда появился Никитин, она попыталась быть с ним вне работы очаровательно легкомысленной. Но Сергею было все равно — после нескольких минут близости он, подавая молчаливый пример, тут же застегивался на все пуговицы.

Конечно, между ними случались откровения, но все они неизбежно упирались в то, что их связь — это грех. Ей не хотелось сетовать на одиночество, а он оберегал свою семью от любопытства любовницы и почти никогда не упоминал о своей жизни вне работы.

Матросова опять тащила ее в свой двор.

Лаврентий с невозмутимым видом вышагивал между подругами.

Хорошо, что его паспорт с вклеенным внутрь свидетельством о вакцинации был в сумке, — молоденькая полицейская на всякий случай сфотографировала страницы ветеринарной книжки, а на прощание без опаски потрепала «героя дня» за ушами. Лавруша даже не рыкнул.

— Давай, выдыхай уже, бобер. Посидим здесь. Покури на свежем воздухе, и я с тобой за компанию.

Усаживаясь на холодную лавку, Варвара Сергеевна, вспомнив, обернулась: люк был на месте. Раздирая тишину, заиграл какой-то неизвестный, до одури красивый вальс, будто ангелы исполняли его на небесах.

Матросова сбросила входящий вызов.

Ком застрял в горле.

Пружина распустилась, и Варя заплакала.

Вика невозмутимой скалой возвышалась на лавке рядом и, не говоря ни слова, терпеливо дожидалась, пока подруга через слезы выдавит из себя пережитый шок.

— Я бы хотела повиниться, да вот только не знаю, в чем конкретно…

Не стесняясь Матросовой, Самоварова вытерла хлюпающий нос перчаткой.

От колючего прикосновения шерсти к коже говорить почему-то стало легче.

— До храма-то я вряд ли в ближайшее время дойду.

— Ты ходишь в храм?

— Редко, но хожу. А сейчас думаю, что даже там не смогу сформулировать, в чем мой грех. Но он есть.

— Ты про этого психа?

— И да, и нет.

Вика не смотрела не нее, но судя по собранной позе: руки плотно прижаты к сомкнутым коленям — слушала крайне внимательно.

— Ты говори вслух все, о чем сейчас думаешь. Любые образы, любую чепуху, все, что придет в голову. Если тебе так будет легче, мы можем больше не встречаться. Только говори. Говори сейчас. Не откладывай, другой возможности не будет.

И Варя заговорила, как прорвало:

— Мы оба пытались найти хоть какую-то точку опоры среди творившегося вокруг безумия. Физическая близость — а разве не это, по-хорошему, и есть наивысшее проявление любви? — была единственным выходом, который дал нам возможность почувствовать эту опору.