Шрифт:
Несмотря на то, что у рассказа не было начала, Матросова, как куплет знакомой песни, подхватила:
— Еще ненависть. Две самых сильных эмоции сливаются в одну. И тогда случается безумие.
— Похоже на то…
— Дай сигарету.
Прикурив, Матросова слегка закашлялась.
— Это случилось здесь? В этом доме? — продолжила она.
— Как ты поняла?
— Хочешь верь, хочешь — нет, я тебя считала. Когда ты впервые попала в мою квартиру, у тебя было такое выражение лица, будто ты покойника встретила в подъезде.
— Как ты могла разглядеть?! Ты была на записи передачи!
— В том-то и дело, что за те двадцать минут, что ты провела на кухне, лицо твое не поменялось. Я, было, подумала, что тебя что-то расстроило, какой-то звонок или Викуся моя что ляпнула. Но в следующий твой визит лицо было ровно таким же. И то, как ты потерянно вглядывалась сегодня в этот двор… Я заподозрила, что ты «выпадаешь» по какой-то причине, связанной с этим местом.
— Угадала.
— Конкретней расскажешь? Имена не нужны.
— Нам они тоже были не нужны… Это произошло третьего октября девяносто третьего года, а четвертого все закончилось.
— Хорошо помню этот день, я была здесь, на баррикадах возле Белого дома.
— И на чьей ты была стороне?
— Не поверишь, но за ту неделю я несколько раз эти стороны меняла.
— Поверю. Жаль, тогда не встретились.
— Варя, я была другой… Молодой и дерзкой, а еще эгоистичной. Твоя история тогда вряд ли бы меня заинтересовала.
— В том-то и дело, Вика, что истории как бы и не было.
— Она была. Ты просто все эти годы пытаешься уложить ее в понятный тебе квадрат.
— Все эти годы я не вспоминала. Просто когда-то запретила себе, и все. А тогда… я влюбилась. До смерти. Рушились судьбы, рушилась страна… трещина. Внутри меня есть трещина. Я делю свою жизнь на «до» и «после».
— Завидую, что тебе довелось такое прожить, — вместо сочувствия мечтательно ответила Вика.
— Похмелье было слишком тяжким. Даже не знаю, согласилась бы я, зная наперед, насколько тяжело будет, чтобы это вообще произошло.
— Вы расстались?
— Мы и не сходились. Это был сон. Морок. Необъяснимое волшебство, в котором плескалась дикая боль от неизбежной и скорой разлуки…
— Что с ним случилось?
— Я думала, его убили. Но сердцем не верила. Сердце вообще не понимало, что происходит вокруг: выстрелы, ор, кровь, ненависть. А тут еще такое… на разрыв аорты. Как собрала себя обратно — до сих пор не могу понять.
— Ты уже была не замужем?
— Да. Но был постоянный любовник.
— Тот ментовской хрен, который не может даже толком данные племянницы дать?
— Вика, перестань! Он мне давно как брат.
— Иди ты, брат… Ты говоришь и с ним, и о нем, как опостылевшая, но виноватая жена. Хорошо устроился. Промурыжил твою молодость, а сам теперь с законной телек смотрит да таблеточки по расписанию пьет.
Варвара Сергеевна опешила, но спорить не стала — не было ни сил, ни желания.
— Вика, и я уже замужем.
— Твой случай — исключение. У самой такой был лет десять. Друзьями не остались.
Самоварова тактично промолчала.
— Я хреновый психолог и все же понимаю, что одной только этой причины, социальной, недостаточно. Я сама весь этот сыр-бор переживала, и ничего, без особых шрамов выскочила. Что происходило тогда в твоей жизни?
— То, что ты сказала. С мужем развелась, растила дочь одна. Работы всегда невпроворот. Нищета вокруг, неопределенность. С матерью отношения не сложились, отец за месяц до моей поездки, в начале сентября, перенес инфаркт. Отца я любила… А Сергей меня и правда мурыжил, в тот период особенно. Не приехал сюда, слова доброго перед поездкой в Москву не сказал… Я в очередной раз решила с ним расстаться.
— И тут появился принц.
— В камуфляже и с ружьем.
— Молодой-красивый.
— Очень. Красивый.
— Описать сможешь? Это ж часть твоей работы.
Всевидящая Матросова подкралась к той зоне, которая охранялась семью замками.
— Нет… Образ постоянно ускользает. Я его вижу совсем размыто. Главное — я его даже сейчас, спустя тридцать лет, отлично чувствую, но описать не смогу.
— Считаешь, что он был красив?
— Очень. И я… я не могла ему простить…
— Того, что он тобой воспользовался?
— Нет. Того, что у нас не случилось настоящего красивого романа. Я с детства мечтала только о таком: сильном, решительном, дерзком, подтянутом красивом парне. Да и любовник он был превосходный…