На утренней прогулке с Лаврентием Самоварова не выдержала и набрала Никитину. По ее предположению, он должен был все еще находиться на реабилитации в одном из сочинских санаториев.

— Сережа, как твое здоровье? — услышав знакомый низкий баритон, начала она.

Рядом вполне могла быть его законная, не так давно с трудом поборовшая онкологию, так что — не до сантиментов.

— Лучше, Варя, — пытаясь придать голосу бодрость, ответил Никитин. — Вчера даже пару километров прошел.

— Это радует. Ты всем нам очень нужен, — сдержанно, но от сердца добавила она.

— Ага, нужен… Уж куда вам всем без старика-то! — пытаясь придать давно севшему от курева и постоянного служебного ора голосу молодцеватость, крякнул полковник. — Давай, лиса, валяй, что понадобилось? Уж если ты звонишь, как пить дать чего-то хочешь.

За прошедшие десятилетия — считай, за целую жизнь — полковник изучил ее повадки, манеры, интонации голоса и даже паузы не хуже, чем она — его. Варвара Сергеевна почувствовала раздражение — когда-то давно он сам, женатый обманщик, негласно установил правило, следуя которому она звонила ему лишь по служебной необходимости или в чрезвычайных обстоятельствах. А теперь, больной и старый, он пытался, пусть и в шутейной форме, выставить ее эгоисткой.

— Видишь ли… я сейчас в Москве. Восстанавливаю биографию своего героического деда, — следя за Лаврентием, который напрягся при виде перебегавшего дорогу кота, объяснила Самоварова.

— Отличная идея! — безо всякого интереса отозвался полковник.

— Да. Правда, запоздалая.

На другом конце слышался фоном какой-то гул.

Кот, к счастью, шустро юркнул в подворотню, и натяжение поводка ослабилось.

— Ты на улице, что ли?

— Да. В ботаническом саду санатория, — Никитин пытался говорить спокойно, но она не то что слышала, скорее чувствовала его тяжелую отдышку.

— Есть, Сережа, загадка. В листе запроса личного дела офицера имеется запись от августа этого года. Дело брала на руки некая Самоварова В.П.

— Так, может, это ты и была? — крякнул Никитин. — Ты же постоянно жалуешься на память! — попытался он пошутить.

«Ох, не красят старость привычки молодости. Топорные шутки стареющих мужчин — точно надутые губы возрастных женщин».

— Я Сергеевна по отчеству. Это я еще помню.

— И я, представь, тоже. Так в чем загадка?

— Сотрудница архива подтвердила, что выдала дело на руки ближайшей родственнице Егора Константиновича — довольно молодой на вид женщине. Вся пермская родня деда погибла либо от болезней, либо в Гражданскую. Об этом есть в его личном деле. Родных сестер-братьев не было, выходит, не было и племянников. И, кроме нас с отцом, у деда не осталось родни.

— Какой же ты сделала вывод?

— Вывод сделала не я, а сотрудница архива. Она дала понять, что дама, запросившая в августе дело, близкая родственница деда. Пытать я ее не могла, да она и не обязана отвечать.

— Ух ты! Вывод напрашивается один. У дедушки была еще одна семья.

Варвара Сергеевна отчетливо представила, как Никитин, словно невзначай удаляясь от оставшейся в ботаническом саду жены, глядит на часы и думает, как бы не опоздать на очередную процедуру или ранний санаторный обед.

— Ни я, ни родители ничего такого не знали, иначе мама бы мне непременно сказала. Он жил один. Я его навещала… Редко, правда. В его квартире больше никто не проживал.

— Он мог признать ребенка и дать ему свою фамилию, но не вступить в брак с его матерью.

— Теоретически мог, — с трудом подавила в себе ревнивое возмущение Самоварова.

Озвученная полковником мысль пришла ей в голову еще в архиве. Минувшей ночью, когда она бессонно ворочалась в своем крошечном гостиничном номере, перебирая возможные объяснения, такое предположение ее скорее изумляло. Но едва его высказал другой человек, оно показалось ей пошлым и гадким.

— Если и была, зачем скрывать? — осадив засмотревшегося по сторонам Лаврентия нервным движением поводка, продолжила Варвара Сергеевна. — Без бабушки он прожил больше двадцати лет. Когда она умерла, он не был немощным стариком.

— Какого он года?

— Девятьсот шестого.

— Молодая женщина, говоришь? Тогда вариант, что посетительница была второй женой, отпадает. Остается только один: это была его дочь, которая, правда, тоже не может быть молодухой. Но в наше время пятидесятилетние повально выглядят на тридцать. Выходит, твой дед еще раз стал отцом в преклонном возрасте… Это, Варя, не преступление, это чудо! — довольно крякнул Никитин.

— Чушь… — догадавшись по расшалившемуся тону полковника, что он действительно отошел на безопасное для чужих ушей расстояние, упрямилась Самоварова. — Дед мог иметь полного тезку, в архиве могли по ошибке выдать не то дело. Получившая его на руки могла сразу не сообразить, что изучает дело чужого человека, а после по какой-то причине решила больше не приходить в архив в поисках настоящего родственника. Возможно, она иногородняя, возможно, поставив галочку в голове, удовлетворилась чужой биографией…