Эви стискивала платье.

– А долго… Долго они тебя там держали?

– Месяц.

Месяц. Месяц темноты без надежды на освобождение, без выхода.

– Они только через месяц тебя выпустили?

– Меня не выпустили. – Его губы чуть изогнулись. – Я сам вышел.

На лице Сэйдж было написано некое необычное чувство. Не жалость и не страх, и что бы это ни было, ему становилось лучше – трудно поверить, учитывая, что он переживал свой худший кошмар. Тристан вернулся к ней и снова сел на диван.

– Ты сбежал? – поражённо спросила она. Качнула головой вперёд-назад, и шелковистые пряди волос мазнули ему по руке, отчего его пробрала дрожь.

– Король не ожидал, что его усилия по защите народа от меня настроят меня против них. – Вот здесь он улыбнулся по-настоящему, и Сэйдж тоже. – В один прекрасный день стража просто взбесилась. Стыдно сказать, сколько я умолял выпустить меня, и думаю, совершенно их достал.

– Что они с тобой сделали? – помедлив, спросила она, будто не желала вытягивать из него больше, чем он был готов и так дать ей. Она не понимала, что он уже отдал ей всё.

Облизнув сухие губы, он продолжил:

– Они как-то видели в темноте подземелья. Я не знал, когда меня вновь изобьют. Просто чувствовал удары кулаков и боль.

Сэйдж резко вздохнула, открыто и честно глядя на него. Она ничуть не приблизилась, но Тристан ощущал её присутствие рядом как глубокое тепло.

– Надеюсь, ты причинил им страдания.

В её сердце крутой нрав сочетался с добротой, и это дико кружило голову.

На её губах появилась кривая улыбка, сочащаяся прелестной злорадностью, и он понял, что глазеет на неё. Боги, она его в могилу сведёт.

– Тогда и пробудился дар. Я ощутил, как он забился под кожей и залил светом всю комнату. Я исцелился. Я видел, где дверь: светились охранники… И я убил их всех.

Эви прикусила губу, заломила руки.

– Славно.

– Сбежал по тоннелю, который вывел меня к первому лучику света за много недель: к рассвету, – мрачно сказал Тристан. – Тогда я поклялся, что если король считает меня злодеем… То именно им я и стану.

Он вспомнил, как любовался красками рассвета, пока солнце вставало из-за холма, словно высвечивая ему цель.

– У тебя хорошо выходит эта роль, – ласково и печально ответила Сэйдж. – Но почему король Бенедикт так долго выжидал, прежде чем напасть, если в самом деле верит, что ты опасен?

– Кто сказал, что он не пытался?

Эви вдруг осознала:

– Боги… Пленники в подземелье! Которых ты пытал! Их же там дюжины три, не меньше.

– Все подосланы нашим добрым королём, чтобы покончить со мной. Зачем он вообще так трудился, чтобы добраться до меня через твоего отца, – загадка, – ответил Тристан и только потом понял, что надо было подумать, прежде чем говорить.

Потому что при упоминании этого человека прежде спокойное лицо Эви побелело как мел, а глаза потемнели.

– И правда, зачем ему это? – Она вскочила, бросилась на кухню, отпила ещё вина, а он беспомощно ходил за ней.

– Прости, не следовало упоминать…

Она согнулась, словно ей не хватало воздуха.

– Боги… Ты пытаешься рассказать мне о своём горе, а я тут паникую, как полная эгоистка, – выдавила она и подняла руку, не выпрямляясь. – Дай минутку. Сейчас пройдёт.

– Это всё давно случилось. Думаю, ты имеешь право расстраиваться из-за предательства отца, которое произошло буквально час назад.

– Слишком много всего происходит. Голова не успевает, – простонала она и встала. Волосы спутались, растрепались, будто она…

Эту мысль он отказался додумывать.

– Чем помочь? – искренне спросил он.

Сэйдж кивнула самой себе, провела рукой по тёмным волосам, перебросила их через плечо.

– Кажется… Кажется, нужно обняться… пожалуйста.

Именно это слабое «пожалуйста», прозвучавшее тише остальных слов, совершенно размазало всё, что ещё осталось от Тристана.

– Сэйдж, да я не спец по объятиям. В тот раз в лесу ты поймала меня врасплох… Я не могу и не стану обниматься на постоянной основе.

– Но у тебя так хорошо получилось в прошлый раз. – Ураганчик озадаченно уставилась на него, и он постарался побороть удовольствие от того, что ей понравилось то объятие и она решила повторить.

– Ладно. Хорошо. Обнимаемся. – Он вскинул бровь, не видя альтернатив. Расправил спереди свой так и не просохший плащ. – Как-то так?