Ещё глоток.

– Эм, дай-ка мне… – вмешался Тристан.

– Тоже хочешь?

Налёт печали ушёл с её лица, глаза заблестели ярче… Но наверное, всё-таки стоит…

– Эви! – удивлённо окликнул он, обнаружив, что она высадила полбутылки.

Она замерла: то ли поразилась, то ли не поверила, что он назвал её по имени.

– Сэйдж… – Тристан неловко откашлялся, оттянул воротник, пытаясь дать доступ воздуху. – Я понимаю, что вся эта история тебя… тревожит.

Она посмотрела на него так, будто у него отросло три головы, да и с чего бы ей так не смотреть? Её предал отец, она вырубила его, а Тристан отзывался обо всём этом, будто об утомительной бумажной работе. Или, к примеру, будто если его плохо подстригли.

– Более чем тревожит, – выпалил он. – Наверное, ты запуталась, раздавлена и… – Боги, он же совсем не умел утешать, а она знала, чувствовала это его слепое пятно.

Но она улыбнулась, и он подумал: «Выходит, я не так уж плох».

Но потом улыбка исчезла, и она виновато насупилась.

– Я спросила у него, но он не стал отвечать. А ты знаешь?

– Что? – уточнил он, чувствуя, что сейчас расскажет ей что угодно, любую тайну, если только это вернёт улыбку на её лицо.

– Зачем королю пара гивров?

«Твою ж…»

Они вместе сели на старый диван. Эви заламывала пальцы, сжимала и разжимала руки, сжимала и разжимала.

Стояла тишина, лишь скрипел старый фундамент.

Она не понимала, почему сердце так быстро бьётся, но чувствовала, что вот-вот случится нечто важное.

Босс словно страдал от жестокой боли, у Эви душа металась от того, как он поджимал губы. Он скрестил руки, выпрямил, наконец, уложил на коленях. Эви не отказалась бы уложить туда и свои.

«Соберись, дуралейка!»

Но он всё молчал, а потом замер, резко обернулся и схватил что-то над плечом Эви. Она охнула: его близость, его тепло, его запах, – но он быстро отстранился и вернулся на свою сторону дивана, держа что-то в руках.

– Кингсли? – Она и не знала, что лягушонок тоже здесь.

Тот лишь квакнул, невозмутимо глядя на них обоих.

– Ах ты ж безбилетник! – буркнул Злодей. – Наверное, пролез в седельную сумку, когда я отвернулся. Тебя же убить могли, дурачок!

Эви наклонилась поправить корону, которая каким-то чудом никогда не падала с головы Кингсли.

– Ты беспокоился за нас, малыш, – проворковала она, и у босса задёргался глаз.

Злодей посадил Кингсли на столик.

– Посиди спокойно хоть раз!

Кингсли, кажется, не взял с собой таблички, поэтому просто кивнул. Когда босс повернулся к Эви и заговорил, на лице его отпечатался ужас.

– Про гивров я узнал, когда устроился стажёром к королю Бенедикту, почти ровно десять лет назад.

Эви лишилась дара речи. На ум не приходило буквально ничего, а такого с ней не случалось уже… Ну, такого, как сейчас, с ней никогда не случалось. Тристан глядел на неё, но она смотрела прямо перед собой.

Полагается ли злиться, что он не сказал ей этого раньше? Она не злилась, но ей сегодня и так нелегко пришлось, так что, может, мозг просто приглушил эмоции из самосохранения.

Не то чтобы Тристан намеренно скрывал это от неё, но ему, очевидно, было очень неприятно. Даже первое предложение он произнёс, будто рот набит стальными шипами.

– Если не хочешь… – начала Эви. Ей не хотелось, чтобы он переступал через себя. Но он поднял руку, останавливая её.

– Просто… С тех самых пор я ни с кем не говорил об этом, но если с кем-то и поделиться, то с тобой.

– Хорошо, – мягко сказала Эви, бережно касаясь его плеча. – Но только если сам хочешь. Чтобы тебе не казалось, будто я наседаю с ножом. – Она пыталась проявить сочувствие, но едва слова слетели с губ, как она с запозданием поняла, как откровенно это звучит.

Он нахмурился, сжал губы.

– Ну то есть, просто… То есть не хочу загонять тебя в угол… А знаешь что? – Она изобразила, что закрывает рот на замок, раскрыла ладонь босса и положила ключик.

Он едва не взял её за руку, оба быстро переглянулись и торопливо расселись по своим местам на диване.

– Я встретил короля Бенедикта в девятнадцать. – Он стиснул зубы, вцепился в диван. – Собирался поступить в университет неподалёку от столицы и однажды приехал и попался на глаза специалисту по магии. Мой дар ещё не пробудился, но он что-то во мне разглядел.