— Ты…

Он злится. Вижу все, читаю по его лицу, хоть Лешка и старается скрыть это. Грубоватый тон и скорость разговора выдают колоссальное недовольство и ого-го какое между нами напряжение. Я отталкиваюсь руками от его груди и спрыгиваю со стула на пол.

— Иди за мной, — тяну за рубашку на выход.

— Климова, перестань. Я никуда не пойду.

— Александра Морозова хотела бы покреститься сегодня. Отец, имей же совесть.

Разворачиваюсь к нему, шустро подхожу вплотную и приподнимаюсь на носочки:

— Леша, не придумывай и не рисуй того, чего нет и никогда не будет. Все когда-нибудь заканчивается. Понимаешь?

— Нет, — шипит в лицо и больно зажимает мою руку.

Я кривлюсь и отчаянно пытаюсь освободиться.

— У тебя не выйдет, Оля. Слышишь, одалиска?

— Леш…

— Я сказал, нет. Не смей меня специально отталкивать. У нас прекрасные отношения. Что ты делаешь? А главное, зачем? К чему?

— Так будет лучше.

— Для кого?

Для всех, Алеша. Отношений нет, Смирнов! Тебе просто показалось. Три летних месяца мы жили в нарисованном непрофессиональным художником мультфильме. Пора заканчивать. Привязываться ни к кому и никогда нельзя. Потом очень больно отдирать и чекрыжить на мелкие кусочки.

— Что ты на ужин хочешь? — глажу по плечам, специально касаюсь груди, затем обхватываю его за твердую талию и медленно бока сжимаю. — М? Заказывай, я приготовлю.

— Один разговор.

Усмехаюсь:

— Не глупи. Ты отказываешься от пищи — это чрезвычайно опасный симптом, Алеша. Мужчина должен есть, чтобы расти.

— Заканчивай с нотациями, Несмеяна.

— Леш, так что с ужином? Что предпочтешь, мясо или рыбу?

— Откровенный разговор на кухне, Оля. Ты и я. По душам. Без твоих тайн и без набивших оскомину секретов. Вопрос-ответ, глаза в глаза. Я, — он укладывает свои руки на мои и притягивает полученную конструкцию к себе на грудь, — хочу, чтобы ты…

— Я не беременна, Алексей. Не беременна. Не придумывай и не мечтай.

— Это ты не можешь мне запретить и этим управлять. Через два часа вернусь и мы поговорим. Во-о-он на этой кухне, — не оборачиваясь, головой кивает.

— Слишком рано, Лешка. Погуляй.

— Без тебя?

Привыкай! Пора прощаться, Смирнов. Нам пора прощаться…

— Неважно себя чувствую, ты же видишь. Но это не значит, что мне нужна нянька. Я взрослая женщина, Лешка, — прикасаюсь губами к его рукам, — со мной все будет хорошо.

Он не хочет уходить, словно что-то чувствует, к чему-то готовится и о чем-то догадывается. Смирнов ощущает опасность всей своей сущностью — у него собачье чутье, соколиный глаз и мертвая хватка льва! Господи, что же я натворила?

— Леш…

— Душа моя?

— Мы поговорим, — и шепотом добавляю, — обещаю.

Он отпускает мои руки, сильно обнимает за талию и очень бережно вжимает мое тело в себя. Леша осторожен, но я все равно кривлюсь — нездоровье во всей красе, вся цвету и пахну, вот-вот и скоро гнить начну.

— Ты обещала, — он прихватывает губами мои волосы, зарывается в шевелюру, катается лицом и что-то там бормочет, а я только слышу. — У нас все будет хорошо, одалиска. Олечка, все будет зашибись. Обещаю. Даю слово, душа моя. С выводами не торопись!

Он, наконец-то, уезжает, а я мечусь в поисках контактов своего врача. Что надо сделать? Тест? Он мне не нужен, я и так все знаю. Я в положении — очевидно же. Мне нужно знать срок и остаток времени на ужасное продуманное действие. Месяцы, недели, дни и долбаное время! Словно я в тюрьме мотаю срок за то, что никогда не совершала!

— Добрый день, Юрий Григорьевич сегодня принимает? — шепчу, тихонько всхлипывая в телефонную трубку. Попутно молюсь и тут же заклинаю.

— Да. Он сегодня во вторую смену.

Смотрю на часы и понимаю, что не знаю, когда начинается эта пресловутая вторая смена, но на том конце провода меня выручают своевременным вопросом:

— Вас записать на двенадцать часов? Есть получасовое окно.

— Да, пожалуйста, — выдыхаю и собираю тыльной стороной ладони непрерывным потоком по щекам стекающие слезы.

— Фамилия, имя?

— Климова Ольга Сергеевна. Двадцать семь лет.

— Полдень, доктор будет ждать Вас.

— Спасибо.

Это слишком поздно! Двенадцать часов дня — анализы уже, естественно, не сдать, результат, как следствие, не узнать, но хотя бы процедурный день назначить можно.

Брожу по квартире, как привидение. Заглядываю во все места, словно безопасность проверяю, усаживаюсь на пол в нашей с Алексеем комнате, трогаю покрывало на кровати, прорисовываю пальцем замысловатый огуречный узор, как будто вижу в первый раз, шепчу сама себе проклятия, ругаю и поношу на чем свет стоит свои задуренность, непредусмотрительность и глупость… Мечтательность, романтизм… Свою откровенную, чего греха таить, беспечность!