Шрифт:
Дождь усиливался…
Любимов ускорил шаг, но сейчас же внутренне насторожился. Из-за угла вышел японский офицер с командой солдат. Они конвоировали двух арестованных. Офицер шел по тротуару, конвой по обочине дороги, рядом.
Любимов посторонился к самым домам. Какая-то внутренняя тревога заставила его взглянуть на арестованных. Один из них пристально смотрел на него колючими зеленоватыми глазами, второй от удивления приоткрыл рот.
«Муданьцзянский бандит полковник Бирюлев и его адъютант! — обожгла тревожная мысль. — Узнали или нет? Бирюлев не ошибется…»
Служба на границе приучила Любимова всматриваться, но не оглядываться. Какое-то подсознательное чувство улавливало все шорохи позади и позволяло определять опасность, не оглядываясь. И сейчас Вячеслав ее почувствовал.
«Окна высоко… Парадные закрыты… До ворот две-три секунды…» — мысленно подсчитал он свои возможности.
Топот позади резко оборвался, раздались громкие спорящие голоса:
— Это не он, господин офицег! — прокартавил адъютант. — Полковнику со стгаху померещилось.
— Молчать! — крикнул Бирюлев. — Он!
— Подлец ты, Бигулев!
И сейчас же повелительный окрик офицера:
— Бо-ри-севик! Стой!
— Не уйдешь, господин Белозерский… Ха-ха-ха, — хрипло рассмеялся Бирюлев.
«Вон в те ворота!» — спокойно думал Любимов.
— Он, господин офицер, он! — снова донесся выкрик Бирюлева. — Уловка!..
— Стой! Стреляю! — предупредил офицер.
Позади послышался топот бегущих солдат. Любимов резко обернулся и выхватил пистолет.
— Врешь! Стрелять не будешь! Я тебе нужен живым! — с ненавистью выкрикнул он. — Получай!
Офицер отпрыгнул за конвой, и вместо него свалился солдат.
— Получай и ты, бандит!
Бирюлев дернул головой и повалился на спину.
— Я из иггы выхожу, дгуг! — торопливо выкрикнул адъютант.
Следующими, выстрелами Любимов уложил бежавших к нему солдат и в три прыжка очутился в воротах. Пробежав длинный проезд, Вячеслав укрылся за углом лабаза. «Как некстати! — с досадой выдохнул он, осматривая высокую каменную ограду, которой обнесен был двор. — В углу ящики… С них, пожалуй, достану до верха!»
— Мае-ни! Мае-ни! — донесся из проезда голос офицера.
Любимов осторожно выглянул. У ворот в нерешительности топтались три солдата. Офицера не было видно.
— Мае-ни! — снова выкрикнул он. Из-за каменного столба ворот блеснул его обнаженный меч.
Солдаты пригнулись, взяли винтовки наперевес и шеренгой, неуклюже побежали по проезду.
«Спокойно. Бей наверняка…»
Солдаты один за другим повалились на булыжник проезда. Последний упал в пяти шагах от Любимова.
Офицер что-то яростно выкрикнул и замахал клинком.
«Остальных вызывает… Сколько их осталось? Кажется, с офицером пятеро… Потом наступит перерыв. Тогда не зевай!» Любимов быстро сменил обойму.
Офицер снова что-то выкрикнул. Вячеслав выглянул из своего укрытия. На дороге показалась машина с солдатами. Офицер побежал ей наперерез, размахивая шашкой.
Прежде чем выстрелить, Любимов прицелился. Офицер пробежал еще два-три шага, взмахнул шашкой и растянулся посреди дороги. С машины торопливо соскакивали солдаты.
Сорвав с себя дождевик, Вячеслав пересек двор, взобрался на кучу ящиков. Дотянувшись к верху забора, взметнулся на него верхом.
Позади раздался залп. Любимов почувствовал, как рвануло шею и обожгло левый бок. В голове помутнело, перед глазами поплыли радужные круги. Он мешком свалился на другую сторону изгороди.
— Крепись, — шептал он, с трудом поднимаясь. — Безумству храбрых… Это парк?..
Вячеслав выбрался на дорожку и пьяной походкой побрел в глубь аллеи.
— Еще девять патронов, господа японцы! Глаза плохо видят… Кто-то стоит, кажется, около дома…
Он остановился и тряхнул головой. Огненная боль стрельнула в позвонок и заставила глухо застонать.
Где-то рядом лениво и хрипло залаял пес.
— Капрал!.. Позвольте, сударь, сударь! — услышал он визгливый старческий выкрик. — Вы откуда здесь?
Любимов тяжело поднял непослушную голову. Перед ним у дверей стоял дряхлый старик в генеральской форме.
— Ха-ха… Вот где моя смерть! — прошептал Вячеслав.
Позади, на стене, послышались выкрики японцев. Словно что-то сообразив, старик быстро приблизился к Любимову и заглянул в лицо.
— Вы ранены, сударь? — спросил он.