Между тем коммерческие успехи пришельцев и их конкуренция давали себя чувствовать туземным купцам, которые не имели таких торговых связей в Старом и Новом Свете, как вездесущие марраны. Стали говорить, что эти новохристиане суть замаскированные евреи, бежавшие от инквизиции. В католической Франции того времени, эпохи Варфоломеевской ночи и «Священной лиги» против гугенотов, такая слава была небезопасна. Но тут за новохристиан заступился бордоский парламент: он запретил жителям города агитировать против «испанцев и португальцев», которые оживили экспорт товаров из Франции. Со своей стороны новохристиане обратились к королю Генриху III с просьбой о защите. И король в 1574 году издал два ордонанса, в которых подтвердил льготную грамоту 1550 года, заявив, что «испанцы и португальцы, поселившиеся в Бордо», оказались полезными деятелями в торговле и хорошими плательщиками податей; «а между тем злоумышленные и завистливые люди неоднократно пытались мешать их торговле, ложно обвиняя их в разных преступлениях, для того чтобы понудить их покинуть город и страну». Король, признавая все эти обвинения «клеветой», запрещает притеснять иностранцев или устрашать их с целью помешать их торговой деятельности и побудить к эмиграции. Эти охранные грамоты были по требованию новохристиан внесены в акты бордоского парламента. Таким образом через два года после Варфоломеевской ночи католическая маска спасла тайных евреев от участи гугенотов.

Попытки натравить власти и народ на подозрительных новохристиан продолжались и в XVII веке. В книге члена парламента в Бордо, де Ланкра (Lancre, L’incredulite et mescreance du sortilege plainement convaincues, 1615), приводится следующая речь местного адвоката Лароша: «Если настоящие евреи заслуживают самых лютых наказаний, если их нужно жарить на жаровне, варить в расплавленном олове, в кипящем масле, смоле и сере, то тем более жестоких мук заслуживают те, которые скрывают свое еврейство и лгут, выдавая себя за христиан. Они слушают католическую мессу, крестят своих детей, принимают священное таинство причастия, а перед своим раввином исповедуют свою веру. Все португальцы, живущие в Бордо и его округе, суть мнимые христиане и настоящие евреи. Они не работают в субботу, приготовляют пищу с пятницы, не едят свинины. Их уход из Испании и Португалии не добровольный: они бежали от страха пред инквизицией. Все те, которые раньше жили в нашем городе и наружно соблюдали христианские обряды, стали открыто исповедовать свою веру, как только переселялись в Венецию, Феррару, Авиньон и другие места, где иудейство терпимо». Эта агитация не имела успеха в Бордо, где парламент стоял за новохристиан. Но их колонии в Париже грозила в то время большая опасность.

В апреле того же 1615 года в Париже накрыли группу новохристиан в тот момент, когда они тайно праздновали еврейскую Пасху. Через месяц королева Мария Медичи, управлявшая страной именем малолетнего Людовика XIII, издала декрет об изгнании всех замаскированных евреев (juifs deguises) в течение одного месяца, мотивируя это следующим образом: «Короли, наши предшественники, оберегая всегда свой прекрасный титул христианнейших (tres chretiens), чувствовали отвращение ко всем народностям, чуждым этого имени, и в особенности к евреям, которых никогда (?) не допускали жить в своем государстве и во владениях своих сеньоров. И мы поэтому решились подражать нашим предкам, которые своими превосходными качествами стяжали им уважение среди всех народов». Этот декрет, имевший форму простой декларации, не был, однако, приведен в исполнение. Расположенные к новохристианам парламент и магистрат города Бордо игнорировали декрет, где о Бордо прямо не упоминалось. Полагают, что в самом Париже решено было не применять его, так как об этом просил врач королевы, Илия Монтальто. Это был единственный еврей из живших в Париже, открыто исповедовавший иудейство. Уроженец Португалии, он переехал в Италию, сбросил там марранскую маску и прославился как выдающийся врач в Ливорно. Когда Мария Медичи пригласила Монтальто из Италии в Париж на должность придворного врача, он поставил условием, чтобы ему дозволяли жить открыто по законам иудейства, и условие его было принято. (Говорят, что набожная королева испросила у папы разрешение лечиться у еврея.) Этому умному врачу удалось в критический момент излечить каприз королевы, легкомысленно издавшей свой декрет-декларацию. В 1616 году, когда Илия Монтальто сопровождал Марию Медичи при объезде страны, он в Бордо поддержал ходатайство местных властей в пользу новохристиан. Во время этого путешествия Монтальто умер в городе Туре, и королева велела набальзамировать его тело, которое позже было перевезено в Амстердам и погребено на еврейском кладбище. А в 1617 году сама Мария Медичи была вынуждена покинуть Францию. Мало-помалу юдофобы успокоились, и хартия 1550 года осталась в силе. В 1636 г. колония новохристиан в Бордо насчитывала 260 человек. Во главе ее стояли крупные негоцианты, врачи и адвокаты. Выдвинулись фамилии Оливера, Диас, Дакоста-Фуртадо, Родригес, Кардозо, Мендес, Альварес, Лопес.

В других городах Южной Франции жило тогда еще мало евреев. Небольшие группы стали проникать из Авиньона в Марсель, где реставрация еврейской колонии становится заметной лишь с середины XVII века. Значительной группе португальских марранов удалось устроиться в начале XVII века в Нанте и его округе. Местный магистрат постановил изгнать их (1603), но королевский наместник герцог Монбазон не допустил этого, ссылаясь на хартию 1550 года. Когда же число их в Нанте увеличилось, начались столкновения между пришельцами и христианами, давно отвыкшими от соседства евреев, хотя бы замаскированных. В Монпелье колония испанских марранов появилась еще в XVI веке. Они прибыли туда из соседней Арагонии и селились также в городах Нарбонна и Безьер, давно опустевших древних гнездах еврейства. Здесь их называли не «новохристианами», а испанским ругательным именем «марраны». Посетивший Монпелье в 1552-1559 гг. базельский врач Феликс Платтер писал: «В этом крае живет огромное число семейств еврейского происхождения. Они прибыли из Мавритании через Испанию и поселились в пограничных городах Монпелье, Безьер, Нарбонне и других. Хотя они усвоили все обычаи христиан, их все-таки называют «маврами» или «марранами», в память их происхождения [23] . Эта кличка считается обидной, и за применение ее к кому-либо полагается значительный штраф... Их подозревают в соблюдении еврейских обрядов. Некоторые воздерживаются от употребления свинины и соблюдают субботу. Есть марраны обоих исповеданий (католического и реформатского), но их больше в реформатском исповедании». Марраны-реформаты — явление новое, имевшее местный характер: в гнездах французских гугенотов на юге Франции некоторые группы новохристиан могли для вида примкнуть к кальвинизму в годы, предшествовавшие Варфоломеевской ночи. Платтер еще указывает, что в Монпелье марраны говорят на родном каталонском языке, сходном с лангедокским наречием, что облегчает сближение их с коренным населением. Влияние марранов в городе весьма заметно, так как среди них имеется «много замечательных людей»; тем не менее их не избирают в члены городского совета, а уличная толпа даже издевается над ними в дни карнавала, выставляя их в виде набитых сеном чучел, которые толпа волочит по улицам, бьет и вешает. В XVII веке в Монпелье стали прибывать из Авиньона настоящие евреи, но против них выступало местное христианское купечество, и им приходилось покидать запретную территорию.

В конце XVI века появилось гнездо настоящих евреев на противоположной окраине Франции, на границе Германии. В 1567 году к Франции был присоединен лотарингский город М е ц, колыбель европейского раввинизма, почти покинутый евреями в позднее Средневековье. Под французским владычеством там постепенно возродилась еврейская община, которая к середине XVII века насчитывала уже свыше 500 душ. Они говорили на еврейско-немецком диалекте, который тогда употреблялся в Германии и в Польше. На этом языке были написаны протоколы учредительного собрания общины, состоявшегося в 1595 году. (Впоследствии они были переведены на французский язык для сведения властей.) Это собрание избрало совет из шеети человек: трех раввинов и трех мирян. Один из раввинов официально являлся главным или «первым» (le chef et premier rabby); он был и религиозным наставником, и судьей в гражданских делах и утверждался в своей должности королевским наместником в Меце. Главные раввины Меца обыкновенно приглашались из общин Германии, Австрии или Польши. Выбор раввина часто возбуждал горячую борьбу партий в общине, так что дело иногда доходило до раскола и до вмешательства французских властей. Община Меца, по-видимому, еще не испытывала тогда того гнета извне, который сковывал членов других общин в дисциплинированную массу и не позволял им выносить свои споры за пределы гетто.

Так с двух концов, юга и севера, началась постепенная реставрация разрушенного в Средние века еврейского центра во Франции. Этот процесс усилится с присоединением к Франции густонаселенного евреями Эльзаса (в конце XVII века).

Новый приют открылся для рассеянных сефардов в Нидерландах. Соединенные с Испанией в начале XVI века, нидерландцы после героического восстания освободились от испанского ига к концу века, как бы для того, чтобы указать еврейским мученикам стран инквизиции путь туда, где занялась заря религиозной свободы.

Буря Средних веков смела остатки еврейских общин в Нидерландах. Из Брабанта и южных владений герцогов бургундских евреи были изгнаны после ужасов «черной смерти» (1350—1370), а из северных провинций — в XV веке. Когда в 1520 г., с воцарением императора Карла V, Нидерланды объединились с одной стороны с Испанией, а с другой — с Германией, туда начали проникать еврейские странники из Пиренейского полуострова. Марраны направлялись сначала в южную (бельгийскую) часть Нидерландов в надежде, что со временем им здесь удастся сбросить католическую маску. Некоторые богатые марранские семейства поселились в портовом городе Антверпене, который в то время сделался одним из центров международной торговли. Переселенцы открывали здесь торговые дома и банки, как, напр., семья Мендес-Наси, впоследствии занявшая видное место в столице Турции (см. выше, § 4). Городские власти высоко ценили полезную коммерческую деятельность пришельцев, но император Карл V, смущенный слухами о переходе марранов в иудейство, решил удержать этих пленников церкви в Испании под надзором инквизиции. В 1549 году он издал декрет о запрещении марранам переселяться в Антверпен и о выселении находившихся там. Напрасно антверпенский магистрат заступился за выселяемых. Он свидетельствовал, что марраны сильно развили экспорт товаров: они вывозят хлопок, сахар, растительные масла, кожу, фрукты, различные изделия фландрской промышленности; они честно ведут свои торговые дела, довольствуются малым заработком и реже объявляют себя несостоятельными, чем купцы других наций; марранские банки снабжают деньгами антверпенскую биржу и понижают дисконт. Император был глух ко всем доводам, и в 1550 г. декрет о выселении марранов из Антверпена был подтвержден. Только что расцветшему городу был нанесен удар, и спустя полвека торговое значение Антверпена перешло к его сопернику Амстердаму в Северных Нидерландах или Голландии, где в этот промежуток велась освободительная война жителей, примкнувших к реформации, против тирании испанского короля Филиппа II. Пока длилась эта война, евреи и марраны не могли ступить на почву Голландии. Но они устремились туда тотчас после того, как протестантская часть Нидерландов отпала от Испании и голландские штаты объединились в самостоятельную республику под главенством Вильгельма Оранского. Утрехтская Уния 1579 года провозгласила религиозную терпимость, и жертвы самой злобной нетерпимости в бывшей метрополии почувствовали, что в Европе открылся уголок, который может приютить гонимых за веру.

Возникновение еврейской общины в столице Голландии, Амстердаме, относится к концу XVI и первым годам XVII века. Не без трудностей совершилось дело переселения. Голландцы сначала видели в марранах католиков из враждебной страны и относились к ним недоверчиво. В провинциальные города (Миддльбург, Гаарлем и другие) их вовсе не пускали. Амстердам оказался гостеприимнее, но и туда они могли проникнуть лишь постепенно, небольшими группами. Отголоски странствований марранов на кораблях по направлению к Северному морю слышатся в смутных преданиях современников, рассказывающих о возникновении амстердамской общины (хронист Барриос, позже Франко-Мендес). Корабли с беженцами ищут пристанища в городах на побережье Северного моря, между Гамбургом и Амстердамом. Одна группа марранов попала в 1593 г. в городок Эмден и случайно набрела там на дом местного раввина Моисея-Ури Леви; странники просили его совершить над ними обряд обрезания, но раввин отказался, боясь раздражить жителей-лютеран; по его совету марраны уехали в Амстердам и там перешли формально в иудейство при содействии последовавшего за ними эмденского рабби. Другое предание рассказывает о приключениях группы эмигрантов, корабль которых был захвачен на море воевавшими с Испанией англичанами; находившийся на английском корабле герцог пленился красотой одной из марранок, молодой девушки Марии Нунес, привез ее в Лондон и представил королеве Елизавете, но пленница отказалась выйти замуж за христианина, и ее отпустили вместе о родными в Амстердам, где она перешла в иудейство. Фактически верно то, что около 1593 г. в Амстердаме поселилась группа португальских марранов, во главе которой стоял Яков Тирадо, образованный человек, умевший объясняться с новыми властями по-латыни. В деле устройства этой группы принимал участие резидент марокканского султана в Амстердаме, сефардский еврей Самуил Палахе. Он отвел в своем доме особое помещение для молельни, которая служила для пришельцев и сборным пунктом для совещаний и бесед.