Однако фактическим начальником города оставался Фетмильх. Он велел согнать всех евреев, которые еще шатались по городу, на кладбище, окружив его вооруженной стражей. Так образовался концентрационный лагерь для разгромленных. Кругом совещались победители с Фетмильхом во главе об участи «военнопленных»: одни предлагали всех перебить, другие — изгнать. Напуганные тревожными слухами, многие евреи уже готовились принять мученическую смерть, как во времена крестовых походов; иные надевали приготовленные заранее саваны... Наконец из уст неистового «Винцента» (Фетмильха) несчастные услышали свой приговор: от имени комитета цеховых он объявил, что евреи должны уйти из города, ибо горожане не хотят больше «терпеть» их и отказывают им в защите. Гул буйной толпы вокруг кладбища служил зловещим аккомпанементом к этой речи вождя. Евреи заявили, что готовы уйти и просят о дозволении сделать это немедленно. В тот же день (23 августа) начался исход из Франкфурта. 1300 человек оставили город. «Они вышли, — говорит летописец, — радостные и вздыхающие: радовались тому, что остались в живых, и вздыхали потому, что были наги и лишены всего». Изгнанники нашли приют в Оффенбахе, Ганау и других близких местах. В следующие дни уходили из города те семейства, которые раньше скрывались в домах сердобольных христиан.

Когда злое дело уже совершилось, получился от императора Матвея строгий приказ: арестовать вождей восстания, Фетмильха и его товарищей, как государственных преступников, а затем отобрать награбленные вещи у участников погрома. После долгого следствия и суда началась жестокая расправа. Фетмильху отрубили на эшафоте голову и воткнули ее на железный шест на городской башне; были казнены еще несколько вождей бунта. По приказу Матвея все изгнанные из Франкфурта евреи получили право возвратиться туда и водвориться в прежнем квартале. Возвращение состоялось спустя полтора года после изгнания. 10 марта 1616 г. скитальцы вступили в город при торжественной обстановке, в сопровождении имперских комиссаров и войска, с барабанным боем и трубными звуками. Это было через несколько дней после праздника Пурим, и франкфуртские евреи увековечили свое избавление от террора нового Гамана, Винцента Фетмильха, установив ежегодный местный праздник в день 20 Адара (день возвращения в город), под названием «Пурим-Винценц». То было печальное торжество: радовались прекращению чрезвычайного бедствия те, которые уже свыклись с постоянными бедствиями, с теснотой и мраком гетто, с бесправием и унижением.

Трагедия Франкфурта повторилась и в Вормсе, древнейшем центре германской диаспоры, где к началу XVII века числилось около 1500 евреев. До решительного вмешательства императора, когда франкфуртские буяны еще праздновали свою победу на развалинах гетто, у них явились подражатели в старом городе на Рейне.

В Вормсе юдофобское движение также переплелось с борьбой цеховых ремесленников против бюргеров-патрициев. Подстрекаемые юристом Хемницем, двойником франкфуртского Вейца, цехи в Вормсе решили, что именно евреи виновны в бедственном положении мастеровых-христиан и должны быть поэтому изгнаны из города. Здесь борьба велась менее варварскими способами. Комиссия из представителей всех цехов сначала отравляла евреям жизнь легальными способами, путем строгого проведения старых и новых унизительных законов. Часто запирались выходы из еврейского квартала в город, запрещалось евреям раньше часа пополудни покупать на рынке продукты и даже кружку молока дли грудных детей; установлен был надзор за еврейским кварталом, чтобы обитатели не вывозили оттуда свое добро. Ожидая худших насилий, евреи Вормса послали к императору Матвею своего представителя Леба Оппенгейма с просьбой о заступничестве. Император послал письменный приказ горожанам Вормса — не трогать евреев, угрожая наказать нарушителей порядка. Но это только больше раздражило агитаторов. Они собрали большую толпу на рыночной площади и потребовали от евреев, чтобы они немедленно убрались из города со всем своим скарбом (mit Sack und Раск). Протест магистрата против этого насилия ни к чему не привел, и евреи должны были уйти из города (10 апрели 1615). Христиане разрушили древнюю синагогу и уничтожили много памятников на еврейском кладбище. Курфюрст Фридрих Пфальцский, правитель окрестной Рейнской области, дал изгнанникам приют в своих владениях. Скоро и здесь пришел конец торжеству насильников. Курфюрст послал вормсскому магистрату на помощь отряд войска для усмирения восставших цехов. Хемниц и другие агитаторы были изгнаны из города. Спустя девять месяцев после насильственного выдворения евреи возвратились в Вормс и устроились на старых пепелищах (январь 1616).

Часть изгнанников из Вормса и Франкфурта нашла временный приют в Майнце. Эта старая еврейская община, упраздненная в 1473 г. (том II, § 47) и рассеянная по ближайшим селениям, была реставрирована спустя ПО лет, с разрешения майнцского архиепископа-курфюрста (1583). Но маленькая община, приютившаяся под крылом католического церковного князя, не могла уже восстановить свое былое значение: она представляла собой только живой памятник средневековых опустошений. Таким же печальным памятником оставался другой разрушенный центр, Страсбург, где еврейская община была окончательно упразднена еще в XIV веке (т. И, § 45). Эта столица Эльзаса, окруженная цепью еврейских поселений, пускала к себе евреев только в качестве гостей, но не постоянных жителей. Страсбургский магистрат вел неустанную борьбу против «преступных» попыток евреев, приезжавших в город по делам, превратить временное жительство в постоянное. О еврейской общине в этом городе не могло быть и речи: была только колония, состоявшая из постоянно сменявшихся групп приезжих. В 1570 г. император Максимилиан подтвердил постановление страсбургского магистрата о сокращении числа торговых дел, дававших евреям право временного пребывания в городе. Однако через несколько десятилетий городской совет к своему ужасу обнаружил, что мещане, несмотря на запрет, продолжают вести торговые и кредитные дела с евреями, привлекая их в город или отправляясь к ним в окрестности, что сами евреи тайком пробираются в город без разрешения и даже устроили за городом особый рынок для торга лошадьми, — а потому постановил: аннулировать все торговые сделки между евреями и мещанами, заключенные после декрета 1570 года, и вновь запретить мещанам всякие сношения с евреями, кроме покупки продовольствия (1616). В 1639 г. магистрат распорядился, чтобы каждый еврей, подъезжающий к Страсбургу, был у городских ворот опрошен и обыскан, и, если у него не найдется нужных населению товаров, не впускать его в город; если же он с товарами будет пропущен, то городской служитель должен его сопровождать и следить за всеми его делами, а когда наступит установленный час — выпроводить его из города, стараясь, чтобы приезжий не остался ночевать.

Столь же неудачно кончились попытки восстановить еврейские колонии в маркграфстве Бранденбург и в его столице Берлине, разрушенные после катастрофы 1510 года (см. выше, § 29). Выше было рассказано, что через тридцать лет после изгнания евреев из Бранденбурга курфюрст Иоахим II узнал на франкфуртском рейхстаге о ложности ритуального обвинения, послужившего поводом к берлинскому аутодафе над 38 евреями и к изгнанию всех остальных. Он поэтому дозволил евреям снова селиться в бранденбургских городах, и в середине XVI века в Берлине образовалась небольшая еврейская колония. Лютер незадолго до своей смерти предостерегал своего приверженца Иоахима против допущения евреев, но курфюрст не обращал внимания на его слова. Он даже имел при себе одного еврейского финансиста, Липпольда из Праги, в качестве казначея и заведующего монетным делом. В народе, где еще жила страшная легенда о евреях-детоубийцах и христопродавцах, либеральное поведение курфюрста вызывало возмущение. Княжеский агент Липпольд был ненавистен народу и как еврей, и как слишком усердный сборщик податей. В год смерти Иоахима дело дошло до погрома. Народ разрушил синагогу в Берлине и разграбил дома евреев (1572). Новый курфюрст Иоанн Георг подверг Липпольда заточению; узника под пыткой заставили сознаться в небывалых преступлениях, изобретенных дикой народной фантазией: в чародействе и отравлении покойного курфюрста. Не злоупотребления по должности казначея, а вера в колдовство, наследие Лютеровой веры в дьявола, решила участь подсудимого. Хотя Липпольд, придя в себя, отрекся от своего вынужденного сознания, тем не менее его казнили. В то же время Иоанн Георг приказал изгнать всех евреев из Берлина и прочих бранденбургских владений (1573). С тех пор евреев здесь не было в течение 98 лет, до того момента, когда «великий курфюрст» Фридрих-Вильгельм, положивший начало могуществу Пруссии, положил начало и еврейскому центру в этом государстве (1671).

В эту печальную эпоху разрушения старых гнезд германского еврейства возникла небольшая, но прочная еврейская колония в таком месте, куда раньше евреев не допускали: в вольном городе Гамбурге, центре Ганзейского союза. Утвердившаяся в этом городе реформация Лютера не сделала его жителей более терпимыми к еврейству. Когда группа немецких евреев обратилась к гамбургскому сенату через своего представителя Исаака Зальцуфельна с просьбой допустить ее хотя бы на временное жительство на выгодных для города условиях, просьба была отвергнута (1583). Но то, что не удалось туземным ашкеназам, удалось сефардским эмигрантам, которые сначала проникли в Гамбург под маской христиан. В конце XVI века в гамбургский порт прибыла группа португальских марранов, выделившаяся из еврейской массы, которая в то время направлялась в соседнюю Голландию. Между ними были богатые коммерсанты, представители иностранных торговых фирм и врачи. (Врач Родриго де Кастро приобрел популярность и в христианском обществе Гамбурга во время борьбы с посетившей город чумой.) Сначала марраны, по обыкновению, выдавали себя за католиков, но мало-помалу они, подобно своим амстердамским братьям, стали сбрасывать маску христианства и открыто исполнять иудейские обряды. В лютеранском городе им не грозил суд инквизиции, но как евреи они не имели там права жительства. Бюргеры заволновались и потребовали от сената изгнания прокравшихся под христианской маской пришельцев (1603); это требование было позже поддержано коллегией местного лютеранского духовенства, так называемым «министериумом». Сенат, не желавший выселения целой труппы богатых промышленных деятелей, обратился к богословским факультетам Иены и Франкфурта-на-Одере с запросом, как следует относиться к евреям. Йенские богословы ответили, что евреи могут быть терпимы только под условием, чтобы они не собирались для публичного богослужения и обещали слушать проповеди христианских миссионеров. Франкфуртский факультет выразил наивную уверенность, что португальские выходцы, бежавшие от навязанной католической веры, когда-нибудь добровольно присоединятся к лютеранской (1611).

На этом основании сенат разрешил «португезам» пребывание в Гамбурге (1612). Преследуя исключительно коммерческие выгоды города, сенат предоставил новым поселенцам свободу промыслов, но до крайности ограничил их личные права: им запрещалось, как иностранцам, покупать недвижимость и строить синагогу, а хоронить покойников дозволялось только в соседней Альтоне, на купленном ими там участке. Гамбургская колония состояла тогда из 125 взрослых, не считая слуг, но она быстро росла. Благодаря ей усилилась заграничная торговля Гамбурга. В 1619 г. при участии евреев был основан крупный промышленный банк, содействовавший процветанию гамбургского порта. При таких обстоятельствах «португезы» сочли себя вправе нарушить запрет и устроить свою молельню в частном доме, под видом школы или «Талмуд-торы», куда был приглашен из Амстердама духовный пастырь Исаак Атиас (1627). Опять поднялась буря. Враг протестантизма, германский император Фердинанд II отправил гамбургскому сенату грозное послание, в котором упрекал его в допущении, ради меркантильных целей, религиозной свободы евреев там, где ограничена свобода католического вероисповедания (в лютеранском Гамбурге не разрешали строить католическую церковь). На запрос сената евреи дипломатично ответили, что они устроили не синагогу, а только сборный пункт для совместного чтения Торы, Пророков и Псалмов; при этом они грозили, в случае притеснения со стороны властей, перевести свои торговые предприятия в другой город. На сенат эти доводы подействовали, и он впоследствии дозволил открытое богослужение в синагогах, но духовенство («министериум») не переставало агитировать против евреев. В этой агитации проявил особенное рвение фанатический пастор Иоанн Мюллер: он требовал закрытия синагоги, где «хулят Бога», запрещения практики евреям-врачам и вообще подчинения евреев всем средневековым репрессиям вплоть до ношения «желтого кружка». Свои юдофобские чувства Мюллер излил в книге, озаглавленной «Иудаизм, или Подробное сообщение о неверии, ослеплении и закоснелости еврейского народа» (1644).

Но жизнь шла своим путем. Голос церковных фанатиков заглушался триумфальным шествием мировой торговли, одним из центров которой был Гамбург. К середине XVII века сефардская община здесь насчитывала уже несколько сот членов, между которыми были крупные негоцианты и влиятельные в политических сферах люди. Они вели главным образом заграничную торговлю и не конкурировали с мелким немецким мещанством. Главная деятельность гамбургских еврейских коммерсантов заключалась в торговле с Испанией и Португалией и ввозе товаров из их американских колоний — сахара, пряностей, табака, хлопка. Они связали Германию с Новым Светом, и Гамбург мог успешно конкурировать с Амстердамом, который стал тогда метрополией освобожденных марранов. Сефардская колония в Гамбурге проложила туда путь и ашкеназам, которые постепенно проникали в запретный для них город, сначала в качестве приезжих по торговым делам, а затем в качестве оседлых жителей. Но деятельность ашкеназов проявилась уже позднее, со второй половины XVII века.