Шрифт:
Помощником рабби Лейвы и преемником его на посту пражского раввина был другой польский уроженец, Соломон Эфраим из Ленчицы (ум. в 1619 г.). Это был проповедник-обличитель, правдивый человек, возмущавшийся неправдой и злом действительной жизни. Живя в молодые годы в галицийском городе Ярославе, он написал свою первую нравоучительную книгу «Город богатырей» («Ir gibborim») в обстановке, которую он впоследствии рисовал так: «У меня тогда не было ни хлеба, ни одежды; даже книг при мне не было, так что мне приходилось приводить в моем сочинении разные цитаты на память, без указания их места». Странствующий проповедник резко обличал нравственные пороки своего поколения в речах, произнесенных во время большой ярмарки в Люблине, куда съезжались не только купцы, но и раввины и кагальные старшины, делегаты заседавшего в этом городе еврейского сейма — «Ваада Областей». Своими выступлениями против сильных и власть имущих людей Соломон Эфраим, по-видимому, нажил себе в Польше многих врагов. Он переселился в Богемию и занял в 1604 г. пост ректора талмудической иешивы в Праге. Здесь он продолжал говорить и писать с той же откровенностью, доказывая несоответствие между житейскими нравами и этическими заповедями иудаизма. В своих книгах «Olelot Efraim» и «Amude schesch» (Прага, 1618-1619) он, по его собственным словам, «предъявляет обвинение против всех злых на земле, погруженных в летаргию нашего времени». В этом обвинительном акте фигурируют ложная ученость, извращающий ум метод «пилпула», хвастовство книжной эрудицией, корыстолюбие и взаимные интриги раввинов, беспечность богачей, «наполняющих свои мешки серебром», самовластие вождей общин, размножение доносчиков. Но автор не указывает практических способов избавления от этих пороков, а говорит только об одном пути: об усовершенствовании религиозно-нравственной личности и о преодолении злого начала («jezer ha’ra») в душе. Общая аскетическая тенденция этой эпохи часто выступает в проповеди морализирующего раввина.
Наиболее ярким выразителем аскетического настроения был главный раввин Франкфурта-на-Майне, Иешая Горовиц, занимавший после франкфуртского погрома 1614 года пост раввина в Праге. Горовиц был глубоко проникнут идеями палестинской практической каббалы, которые особенно гармонировали с ero настроением после пережитых им тревог. Смута Тридцатилетней войны побудила его переселиться в 1621 г. в Палестину. Он поселился в Иерусалиме, но горе «голуса» последовало за ним и в страну предков, где произвол турецких сатрапов проявлялся в наихудших своих формах. В 1625 году жадный иерусалимский паша велел схватить представителей еврейской общины, в том числе и раввина Горовица, и держать их в тюрьме до тех пор, пока община не внесет за них большого выкупа (см. выше, § 5). Горовицу пришлось оставить святой город и поселиться в Сафеде и Тивериаде, где он вскоре умер (1629). В этих гнездах практической каббалы закончил он начатое еще в Европе обширное сочинение «Шне лухот га’брит» («Две скрижали завета»), известное под сокращенным именем «Шело» и давшее своему автору в потомстве эпитет «Святой Шело». Это целая энциклопедия, где перемешаны каббала, законоведение, мораль, правила покаяния и приготовления к загробной жизни. Основная тенденция автора — дать всем заповедям, законам и обрядам иудаизма морально-мистическое объяснение. Книга поражает обилием мыслей, при полном хаосе изложения. Над всем этим хаосом витает дух мистики Ари и Виталя, дух ужаса и мрака, превращающий мир в юдоль плача и в гнездо злых духов, а религию — в подвиг искупления грехов. Изданная в 1653 г. в Амстердаме книга «Шело» имела большой успех особенно среди немецких евреев, запуганных обитателей гетто, которым не страшны были фантастические злые духи после того, как они привыкли трепетать перед реальными злыми духами на земле. В Европе дело рабби Иешаи продолжал его сын и преемник на раввинском посту Шефтель Горовиц (был раввином во Франкфурте в 1632-1642 гг., а затем в Познани и Вене, умер в 1660 г.). К книге своего отца он прибавил дополнительный трактат («Wawe ha’amudim»), написанный в том же духе, вскоре после страшной катастрофы 1648 года в Польше.
Единственным представителем светского знания в этом царстве раввинизма и каббалы был Давид Ганс (1541-1613), уроженец Вестфалии, получивший талмудическое образование в иешивах Франкфурта и Кракова и проведший большую часть своей жизни в Праге. Наряду с Талмудом Ганс ревностно изучал математику, астрономию, географию и историю. Он был лично знаком со знаменитыми астрономами Кеплером и Тихо Браге, жившими в Праге под покровительством Рудольфа II, и работал в пражской обсерватории. Плодом его научных занятий был ряд трактатов по астрономии и математической географии, из которых при жизни автора вышел один («Маген Давид»; вся серия появилась позже под именем «Нехмад ве’наим»). Популярность в еврейской массе Давид Ганс приобрел своей исторической хроникой «Цемах Давид» (Прага, 1592). В первой части этой книги изложены, в форме коротких хронологических заметок, главные события и характеристики деятелей еврейской истории от древности до 1592 года, а во второй части — перечень событий всемирной истории, местами в связи с еврейской. Имеют историческую ценность только сведения, сообщаемые автором о событиях своей эпохи и своего круга; во всем же остальном его труд представляет собою сухую компиляцию из напечатанных еврейских и христианских летописей. Зная воззрения консервативных раввинов, Ганс в предисловии ко второй части «Цемах Давид» оправдывает свою книгу в таких выражениях: «Предвижу, что многие будут меня громко бранить и осуждать за то, что я привожу здесь записи из нееврейских книг о войнах и других событиях. Они это считают «будничными речами» и запрещают чтение таких книг в субботние дни. Не стану много оправдываться, но пусть служат мне щитом те великие во Израиле религиозные философы, которые заимствовали из сочинений Аристотеля и других мыслителей верные мысли, принимая ядро и отбрасывая скорлупу». Далее автор ссылается на примеры своих предшественников Авраама Закуто и Иосифа Гакогена, которые тоже описывали события общей истории в связи с еврейской; он указывает на необходимость дать занимательное чтение в часы досуга средним людям, трудящимся целую неделю и желающим знать, что делалось на свете в былые времена; наконец он высказывает убеждение, что от знакомства с историей народов укрепляется религиозное чувство, ибо читатель видит, как среди крушения государств и наций еврейский народ с помощью Божией уцелел. Автор отмечает равнодушие евреев к знанию истории: «Мы живем среди других народов, а когда те нас спрашивают о былых временах, мы молчим, ибо не знаем, что отвечать, как будто мы только вчера родились». Отсюда еще одно оправдание для его хроники: она должна служить руководством для тех, кому приходится в беседах с христианами отвечать на задаваемые исторические вопросы.
Крупным явлением той эпохи было, как уже сказано, появление печатных книг на народном еврейско-немецком языке: Teutsch или Judisch-deutsch, а позже просто Jiddisch. В эпоху распространения книгопечатания выяснилась необходимость приобщить к читающей публике ту народную массу, которая недостаточно знала древний национальный язык письменности и синагоги и могла свободно читать книги только на понятном ей языке семьи, школы и еврейской улицы. Еще до изобретения книгопечатания, не позже XIII века, распространялись в рукописи еврейско-немецкие переводы различных книг Библии, преимущественно тех, которые входили в состав богослужения: Пятикнижие, «Гафтарот» из Пророков и Псалмы. В этих переводах употреблялся старонемецкий язык, гебраизированный по словесному материалу и письму (еврейские буквы). Впервые библейские книги появились в печати на этом языке в 1544 году, через десять лет после появления немецкой Библии Лютера. Одновременно в Констанце и в Аугсбурге были напечатаны еврейско-немецкие переводы Пятикнижия, пяти «Мегиллот» (Рут, Песнь песней, Плач, Эстер и Когелет) и пророческих «Гафтарот». Оба перевода были сделаны, по-видимому, на основании старых средневековых списков. Издателями обеих книг были евреи, перешедшие в христианство, но это не отразилось на качестве перевода. Предисловие к констанцскому изданию составлено редактором и издателем Михаилом Адамом в таком тоне, как будто это писал правоверный раввин [30] . Здесь выставлен национальный мотив издания и определенно говорится об участии «ученых евреев и раввинов» в переложении книги: «Мы видим, как со дня на день уменьшается знание в народе. За наши великие грехи приходят в упадок наши общины, разрушенные многократными выселениями, вследствие чего многие семейства вынуждены жить в деревнях. Но здесь не каждый в состоянии содержать учителя («меламед») для обучения своих детей, и поэтому растет поколение невежд («ам’гаарацим). Это побудило нас напечатать Пятикнижие по-немецки в том виде, как некоторые ученые евреи и раввины переложили его со священного языка на немецкий (in laschon Aschkenaz verdeutscht). Из многих имевшихся у нас переложений мы выбрали то, где текст переведен по-немецки слово в слово со священного языка, дабы отцы и простые меламеды могли легко объяснять детям как Пятикнижие, так и другие книги».
30
Деятельное участие в этом издании принимал также немецкий теолог-гебраист Павел Фагиус (ученик Илии Левиты), из кружка лютеранских ученых в Страсбурге. В некоторых экземплярах констанцского издания сохранилось особое предисловие Фагиуса, напечатанное немецким шрифтом и предназначенное для читателей-христиан. Здесь Фагиус объясняет свое участие в деле издания «Еврейской Библии» тем, что он хотел дать евреям Библию в простом переводе, без того «мусора», который нагромоздили на Священном Писании раввины. В других экземплярах издания 1544 г. это предисловие выброшено, чтобы не смущать еврейских читателей.
В том же 1544 году был напечатан в Аугсбурге другой перевод Торы, сделанный по старой рукописи и снабженный предисловием ученого выкреста Павла Эмилия, профессора еврейского языка в Ингольштадте. Впоследствии аугсбургское издание было перепечатано в Кремоне и Базеле (1560 и 1583 гг.), с поправками и приложением перевода комментария Раши, а затем в Праге и других местах издавались компиляции из обоих переводов, констанцского и аугсбургского. Это обилие изданий свидетельствовало о большой потребности в Библии на живом народном языке. В то же время издавались переводы исторических и пророческих книг Библии. Исторические книги переводились вольно, в прозе или стихах. Первый перевод книг «Самуила» и «Царей» был напечатан в Аугсбурге почти одновременно с упомянутым переводом Торы (1543-1544), а затем появилась книга «Судей» (Мантуя, 1564). С тех пор типографии Праги, Венеции и Кракова выпускали новые переводы и перепечатки прежних. На заглавном листе одного перевода значится: «Dos Melachim-Buch wohl verteutscht, in teutscher Sprache gar hupsch un bescheidlich... fur Weiber in fur Madlech». Стихотворные переложения часто представляли собой парафразы или вольные пересказы. В «Samuel-Buch» (Краков, 1593) встреча Саула с девушками, шедшими к колодцу близ Рамы, где он искал Самуила, изображена в следующей романической форме:
Sie gingen holen Wasser gen Rama in die Stadt, Der edel Held Saul die jungen Frauen bat, Dass sie ihm sollten sagen die rechte Mahr, Ob Samuel der Nabi in der Stadt war.
Da sahen sie ihn gern, den Helden hochgemut: Er war rot und weiss az Milch un az Blut...
Этот стихотворный перевод читался нараспев, и к нему была придумана особая мелодия (Nigun fun Samuel-Buch).
Большое внимание уделялось переводчиками книге «Псалмов», употреблявшейся при богослужении. Первый печатный перевод, сделанный лучшим гебраистом того времени Илией Левита или Бахуром, появился в Венеции в 1545 году. Спустя сорок лет появилось в Кракове рифмованное переложение, сделанное Моисеем Стенделем в Германии; издательница книги Рейзель Фишелс нашла рукопись его в Ганновере и напечатала «для мужей, жен и набожных девиц» («Es soll sein lieblich zu leienen Manen un Frauen un die frumme Madlech») — причем указала, что стихи поются по мелодии «Samuel-Buch». В XVI и начале XVII века были переведены и напечатаны на народном языке все библейские и некоторые апокрифические книги, распространявшиеся среди ашкеназов Германии, Польши и других стран в многочисленных изданиях. Цельные издания народной Библии печатались уже в позднейшее время, со второй половины XVII века.
После ознакомления «женщин и набожных девиц» с книгами Библии стало уже возможным дать им агадический и мидрашистский комментарий к этим книгам. От переводов перешли к компиляциям. Яков бен-Исаак из Янова (или из Праги) составил пестрый букет из легенд и нравоучительных толкований Талмуда, Мидраша и средневековых моралистов и вплел его в изложение Пятикнижия на народном языке. Получилась «Женская Тора» под названием «Цеена у’реена» [31] , которая соединяла в себе религиозно-историческую поэзию Библии и Талмуда с лучшими элементами их этического учения. Изложенная увлекательно, в форме задушевной беседы, «Цеена у’реена» сделалась любимой книгой еврейской женщины, которая в ней черпала свои представления о религии, нравственности, истории. Многие поколения матерей, вплоть до нашего времени, читали эту книгу по субботам после обеда и находили здесь ту духовную пищу, которую не могло бы давать официальное чтение древнего подлинника Торы при богослужении в синагоге. Много слез умиления проливалось над листами женской Библии и много заветных дум, ею порожденных, сообщалось маленьким детям, образуя основу их будущего миросозерцания. Ранее отчужденная от религиозного мышления, обреченная только на слепое исполнение обрядов, еврейская женщина все более проникалась той внутренней религиозностью, которой часто недоставало и мужчинам в эпоху господства раввинизма. Молитва стала более согревать женскую душу с тех пор, как молитвенники стали переводиться с древнего языка на живой язык народа. В предисловии к первому переводу молитвенника («Сиддур» в издании 1544 г.) автор говорит, что бесполезно молиться на непонятном древнем языке, хотя и священном, ибо тут не может быть «каваны», религиозного проникновения, пафоса веры и общения с Богом. Впоследствии стали печататься полные «сиддуры» в подлиннике с параллельным еврейско-немецким переводом (Мантуя, 1562, Краков, 1594, Венеция, 1599 и др.), что значительно облегчало понимание молитв и неученым мужчинам. Позже развилась и самостоятельная литература женских молитв — «Техинот» (мольбы, просьбы), которые особенно размножились в XVIII веке.
31
Первое издание (Люблин, 1600) не дошло до нас. Из старейших сохранились издания краковское, базельское и амстердамское (1620, 1622 и 1648).
Для женщин издавались также краткие своды религиозных законов и обрядов, особенно важных для них, под названием «Mizwot ha’naschim» (Венеция, 1552), «Frauenbuchlein» (Краков, 1597) и «Das Weiberbuch» (Прага, 1672). В этих книгах часто встречаются трогательные нравственные увещания: «Дочь моя, помни с любовью о Боге всемогущем, который дал тебе жизнь и дает пропитание тебе и твоим детям. Если бедный человек придет в твой дом, прими его с лаской, и всякому человеку оказывай почет. «Tue den armen Leuten nit vergessen, so werst du dein Brot mit Lieb un Freuden essen». Назидательные книги «мусcap» издавались на народном языке в переделке или переводе с еврейских оригиналов. Известная книга «Sittenbuch» (1542) была напечатана даже раньше еврейского оригинала («Orchot zadikim» или «Sefer ha’midot», 1580). В книге «Brandspiegel» Моисея Генихса из Праги (1602) поучения обращены прямо к женщинам: жены ученых, прокармливающие своими заработками всю семью, не должны относиться пренебрежительно к своим мужьям, неспособным к житейским делам; если же муж трудится для семьи и падает духом под непосильным бременем, то жена должна его утешать и ободрять и т.п. Такие нравоучительные книжки сочинялись иногда и женщинами. Ревекка Тиктинер из Праги изумляла современников тем, что в своей книжке («Meneket Rebecca», Прага, 1600) приводила цитаты из подлинника Библии и Талмуда; ее поучения также обращены преимущественно к женщинам, которых она, между прочим, предостерегает от суеверия.