Опустошившая Германию Тридцатилетняя война причинила много бедствий евреям, но здесь общее горе могло служить, по еврейской поговорке, частичным утешением. В кровавой борьбе между католиками и протестантами евреи были совершенно нейтральны, а к бедствиям войны — погромам, выселениям, реквизициям — они привыкли и в мирное время. Обитателям вечно осажденного гетто не так страшны были осады войск Тилли и Валленштейна, шведов или французов, как их соседям-христианам, которые теперь только испытали весь ужас религиозной вражды в своей собственной расколовшейся среде. Нейтральное положение евреев часто делало их жертвами обоих борющихся лагерей, но часто также у них заискивала та или другая сторона. Для большинства евреев было выгодно то, что они находились «под крылом орла» — как они выражались, — под покровительством германского императора, который теперь особенно нуждался в их услугах. Фердинанды II и III, стоявшие во главе католической лиги, имели в таких еврейских центрах, как Вена, Прага и Франкфурт-на-Майне, обильные источники для финансирования военных предприятий: евреи давали и принудительные займы, и чрезвычайные налоги в громадных суммах, а взамен императоры должны были усилить «покровительство», не давать в обиду тех, которые служили неисчерпаемым источником доходов.

Эта политика внутреннего мира с евреями последовательно проводилась в Вене. Здесь вокруг привилегированных еврейских капиталистов, банкиров и поставщиков скопилось множество их соплеменников под видом родных или служащих. Венская община выросла и не могла уже поместиться в тех немногих домах, которые нанимались ее членами в городе у бюргеров, готовых в любой момент отказать своим жильцам в приюте. Бюргеры косо смотрели на рост еврейского населения и ворчали в особенности на то, что евреи, получив разрешение на постройку скромной синагоги (1620), осмелились «воздвигнуть почти храм» («fast einen Tempel zu erbauen»). Евреи почувствовали потребность в особом квартале, который предохранял бы их от дурного глаза соседей и в то смутное время — от нападения солдатских банд. Фердинанд II исполнил их желание. В 1624 году он поручил военному совету переселить евреев в особое предместье Вены для отделения их от христиан и вместе с тем — для обеспечения их спокойствия. В мало заселенном пригороде за Дунаем, в районе Нижнего Верда (позже — Леопольдштадт в центре Вены), оказалось удобное место для гетто. Предместье соединялось с городом подъемным мостом. Здесь евреи стали строить себе дома, довольные возможностью иметь свой уголок и недвижимую собственность, которой они были лишены в некоторых старых гетто (наприм., во Франкфурте, где жители еврейского квартала ютились в наемных домах). Были израсходованы большие деньги на постройку стены вокруг этого еврейского пригорода, «ради безопасности». Права и привилегии его обитателей были объявлены в двух императорских грамотах (1624 и 1625 гг.): евреям обещаны «покровительство, охрана, покой и безопасность»; они могут ходить по улицам города и пригорода без всякого отличительного знака на одежде, содержать торговые склады на прежних местах, заниматься куплей-продажей и ремеслом. Последний пункт очень огорчил венских лавочников и ремесленников, которые надеялись совсем избавиться от своих еврейских конкурентов с перемещением их за город. Особенно важен был пункт привилегии, предоставлявший евреям полное самоуправление в их пригороде. Здесь имелась своя автономная власть: выборный совет старейшин с раввином во главе. Первым организатором обновленной общины был славный талмудист Иомтов-Липпман Геллер, занимавший там пост раввина между 1625 и 1627 годами. При нем построена была новая «великолепная синагога», возник ряд общинных учреждений и вновь заселенное гетто стало «градом ученых, богатых и славных мужей» [29] .

В угоду этим «богатым и славным мужам» из придворных банкиров и поставщиков для армии были даны императором привилегии еврейскому городку. Наиболее ценимым из этой группы был Яков Бассеви (Башеви) из Праги, который еще при императоре Матвее именовался официально «свободным придворным евреем» (befreiter Hofjude). За большие услуги, оказанные этим финансистом казне в начале Тридцатилетней войны, Фердинанд II дал ему дворянский титул с гербом и наименованием фон Треуэнберг и освободил его от всяких ограничений, установленных для евреев в праве передвижения, промыслов и приобретения недвижимости по всей империи. Бассеви служил связующим звеном между еврейскими общинами Вены, где были сосредоточены его финансовые операции, и Праги, где он стоял во главе общинного совета. Многие удивлялись тому, что Фердинанд II, высший представитель католической коалиции в европейской войне и ярый враг протестантов, покровительствует евреям, но ближе стоявшие к венскому двору знали причину: с первого года войны венские евреи служили объектом непрерывной эксплуатации со стороны дворцовой камеры. На нужды войны у них брали усиленные подати, контрибуции, принудительные займы. Требования возобновлялись каждые два-три месяца на десятки тысяч гульденов. Если евреи медлили платежом или просили сокращения контрибуции, им грозили солдатским постоем, отнятием «привилегий», закрытием синагоги, ношением желтой шапки или желтого кружка и даже изгнанием из Вены. Правда, многие евреи наживались на военных поставках, на откупе монетного дела («Munzjuden») и на переменах в курсе валюты, но для средних людей поборы были невыносимы. В своих просьбах о сокращении контрибуции евреи писали, что они рады служить императору своим состоянием, но «ведь и колодец высыхает, если из него черпают слишком много воды». Просьбы, однако, ни к чему не приводили. Приходилось оплачивать издержки на дикое взаимоистребление людей, а для этого — наживать побольше денег законными или незаконными способами. Это вносило глубокую деморализацию и в жизнь евреев, не охваченных зверскими инстинктами военного времени.

Заставляя евреев платить обильную дань — к счастью, только деньгами, а не людьми — Молоху войны, император требовал от них также некоторой дани в пользу своего католического Бога. По настоянию иезуитов и венского кардинала-епископа Клезеля, Фердинанд II согласился на введение принудительной миссионерской проповеди для евреев. В 1630 году такая проповедь была установлена в Праге и Вене. В столице архиепископу и ректору иезуитов было поручено пригласить особого миссионера для проповеди на немецком языке, «знакомом большей части венских и иногородних евреев». В субботу, между 8 и 9 часами утра, в один монастырь близ еврейского предместья обязаны были являться не менее двухсот евреев обоего пола, в возрасте от 15 до 40 лет, для слушания проповеди об истинности католической веры, под угрозой штрафа для отсутствующих. Церковному сторожу было приказано следить, чтобы никто из слушателей не спал во время чтения, и будить уснувших или притворяющихся спящими. Никакого успеха миссионеры, конечно, не имели.

Как только «покровитель» евреев Фердинанд II умер и его заменил Фердинанд III (1637), бюргерство Вены обратилось к новому монарху со старой просьбой — изгнать евреев из города и предместья или, по меньшей мере, удалить их от города на расстоянии трех миль. В прошении обычные доводы мелкого мещанства были изложены в форме, свидетельствовавшей о накопившейся злобе против конкурентов. Евреи захватили всю торговлю и промышленность; христианин сидит в своей лавке и плохо торгует, между тем как еврей разносит товар по городу и бойко продает, а у приезжих дешево скупает привозной товар. Еврей подделывает монету и берет чрезмерный рост по ссудам. Евреям покровительствуют за то, что они платят в казну военные подати и контрибуции, но ведь эти деньги добыты на счет христиан и от таких доходов счастья не будет. Они стекаются в Вену тысячами и хотят здесь устроить свое государство взамен древнего, разрушенного гневом Божиим. «В своих скотских трущобах-синагогах («viehischen synagogischen Spelunken») они поносят нашего Спасителя Иисуса Христа и его пресвятую мать Марию». Бюргеры сулили новому монарху «бессмертную славу» в потомстве, если он прогонит евреев. Фердинанд III не мог решиться на такой шаг, но одну уступку он сделал: он велел перевести заведование делами еврейской общины из дворцового управления в городское. Городской совет тотчас воспользовался своей властью и распорядился о закрытии большей части еврейских торговых складов в городе (1638). Скоро, однако, император понял, что нельзя отдавать евреев на съедение бюргерству и в то же время требовать от них огромных капиталов на ведение войны. Он восстановил свободу торговли евреев в Вене и вновь подчинил их дворцовому управлению. В эти годы участились нападения венских студентов на евреев: буйные школяры били прохожих евреев на улицах города, а иногда врывались в еврейский квартал и били там окна в домах (1638-1641). Дворцовое управление неоднократно обращалось к ректору университета с требованием наказать буянов, но из актов не видно, чтобы учебное начальство охотно исполняло эти требования: юные юдофобы делали по-своему то, что старшие хотели делать в легальной форме. Чтобы манифестировать свое покровительство венским евреям, император вновь подтвердил их права и привилегии особым актом, написанным в торжественном тоне (январь 1645).

Устояла среди военной бури и старая большая община Праги, находившаяся в самом центре военных действий. Стоявшие во главе общины финансисты вроде Бассеви сумели оберечь ее от многих опасностей во время прохождения через город имперских войск. После сражения у Белой Горы, когда имперская армия усмирила восставшую Богемию, вожди ее отнеслись очень внимательно к лояльному еврейскому населению: именем императора они запретили трогать евреев и расставили стражу вокруг гетто для защиты его от разнузданных солдат, которые громили и грабили дома чехов (1620). Здесь тоже охранялась собственно императорская казна, куда евреи доставляли десятки тысяч гульденов военной контрибуции. Совет пражской еврейской общины был органом фиска по сбору этих налогов не только в Праге, но и в провинциальных общинах Богемии. Для уплаты экстренных налогов общинный совет должен был сам занимать деньги на проценты у богатых людей и затем взыскивать израсходованные суммы у всех членов общины по раскладке. При этом происходили споры: люди, считавшие себя неправильно обложенными раскладочной комиссией, жаловались на нее властям, не останавливаясь и перед доносами. Жертвой таких доносов едва не сделался упомянутый раввин Липпман Геллер, вскоре после своего переезда из Вены в Прагу. Люди, желавшие отомстить общинному совету, донесли властям на самого почетного его члена, раввина. К обвинению в податных злоупотреблениях, к которым раввин во всяком случае был непричастен, доносчики прибавили более опасное обвинение: будто Геллер в одном из своих талмудических сочинений писал против христианской религии. Это было доложено Фердинанду II, и он повелел арестовать пражского раввина и доставить его в Вену (1629). Здесь его посадили в тюрьму для государственных преступников. На допросе следственной комиссии, состоявшей из членов дворцовой канцелярии, Геллера спросили, почему он в своем предисловии к изданию Талмуда хвалил эту книгу, осужденную папой римским. На этот глупый вопрос обвиняемый ответил, что Талмуд есть часть еврейской религиозной письменности, которую раввин не может не почитать. На вопрос об антихристианских выражениях в его книге последовал обычный ответ, что в комментированных им цитатах, где говорится о неевреях, подразумеваются не христиане, а древние язычники, жившие в эпоху составления Талмуда. Члены комиссии, по-видимому, убедились в несерьезности обвинения, но решили извлечь из этого случая пользу для императорской казны. Решение Фердинанда гласило: взыскать с Геллера штраф в 12 000 рейнских талеров, «преступные» книги уничтожить, а виновному запретить впредь занимать раввинский пост. После долгого торга между дворцовой канцелярией и представителями венской и пражской общин штраф был сокращен (10 000 талеров в рассрочку), уничтожение книг заменено зачеркиванием предосудительных строк в них, а запрещение раввинства было ограничено только городом Прагой. Разоренный и лишенный должности, Липпман Геллер переселился в Польшу.

В последний год европейской войны, которая кончилась там же, где началась, в Богемии, пражским евреям пришлось принять непосредственное участие в обороне осажденного шведами города. Они работали на укреплениях, тушили пожары от снарядов, охраняли ворота гетто и входы в город. Один еврей исполнил смелое поручение, данное ему начальником армии: он тайно выбрился из осажденной Праги и предупредил императора о необходимости посылки вспомогательного отряда, а посланных солдат этот храбрец провел окольными путями в Прагу. За это Фердинанд III выдал богемским евреям грамоту о расширении их свободы жительства и промыслов, а также об освобождении советов еврейских общин от ответственности за закононарушения отдельных членов общины (1648).

В главной общине Западной Германии, Франкфурте-на-Майне, начало войны совпало со временем реставрации франкфуртского гетто после погрома и временного изгнания (§ 35). Восстановленное гетто жило тогда на основании новой конституции или «положения о жительстве» (Stattigkeit), которое было выработано в 1616 году по соглашению между имперскими комиссарами и городским советом. В этом акте был установлен кондоминиум императора и магистрата в гетто, с оговоркой, что магистрат не вправе своей властью выселить евреев из города. Была установлена предельная норма еврейского населения во Франкфурте: не более 500 семейств и не более 12 браков в год. Регламент 1616 года повторял, чтобы евреи назывались не «бюргерами», «гражданами Франкфурта», а только «подданными» (Schutzangehorige) городского совета». Вне гетто они обязаны носить свой отличительный знак: желтый кружок на верхнем платье. Евреям нельзя держать постоянную прислугу из христиан; они могут только пользоваться услугами «субботних женщин» для зажигания свечей и других работ, запрещенных в субботу. Жителям гетто можно бывать в центральных частях города только по делам, но не шататься без дела и прогуливаться группами. На рынке еврей не должен конкурировать с христианином при покупке продуктов у продавца; он может покупать их не раньше установленного часа, после того как христиане запасутся провизией; к покупаемым овощам или хлебу еврей не должен прикасаться руками. Сохранившиеся, хотя и несколько смягченные, стеснения в торговле давали себя чувствовать в годы войны, когда податной пресс больше всего давил еврейское население. Торговцы гетто жаловались магистрату (1636): «Как же нам, евреям, жить? При нынешних военных обстоятельствах всякая торговля в застое, взыскание наших займов вне города приостановлено, нам приходится добывать все наше пропитание в пределах города. Ведь мы не владеем полями и лугами и лишены права заниматься ремеслами, а денежными и вексельными операциями занимаются лишь немногие из нас. Мы должны еще содержать наших многочисленных бедных, а между тем бремя налогов все растет».