Более спокойно, чем в коронной Польше, протекала жизнь в больших еврейских общинах Литвы: в Бресте, Гро дне, Пинске и в других городах. Еврейское население здесь уживалось более мирно с христианскими соседями, которые еще не восприняли западную юдофобию в такой мере, как мещанство больших польских городов. К своим еврейским подданным в Литве, где панская юрисдикция не соперничала с королевской, как в Короне, Сигизмунд I относился более патриархально и заботливо. В 1533 г. он разослал из Вильны всем литовским воеводам, старостам и магистратам декрет, требующий соблюдения «стародавних прав и вольностей», которые даны евреям для облегчения возложенного на них тяжелого бремени податей. «Ведь евреи, — говорится в декрете, — вконец погибли бы под тяжестью, взваленной на их плечи, если бы им не оказывалась справедливость в их делах».

Преемник Сигизмунда I, образованный и до некоторой степени свободомыслящий король Сигизмунд II Август (1548-1572), держался по отношению к евреям того же принципа веротерпимости, которым он вначале руководился в своих отношениях к польским «нововерам», приверженцам реформации. В первый год своего царствования он, по просьбе великопольских евреев, подтвердил на генеральном сейме в Петрокове старый либеральный статут Казимира IV. В том же году он выдал особую милостивую грамоту еврейской общине в Кракове. Во вступлении к этому акту король объявил, что считает своим долгом подтвердить права и привилегии евреев на тех же основаниях, как и права других сословий, в силу данной им присяги (vigore praestiti juramenti) — редкое признание принципа равных обязанностей верховной власти перед всеми частями населения. На отношения короля к евреям влияли, вероятно, близкие ко двору еврейские врачи и финансисты из откупщиков пошлин в Литве (в коронной Польше еврейский откуп сократился после сеймовых решений 1538 года). При дворе Сигизмунда Августа находился некоторое время (1550-1560 гг.) врач-дипломат Соломон Ашкенази, выходец из Италии, прославившийся потом в дипломатических переговорах между Венецией и Турцией. Позже лейб-медиком состоял краковский врач Соломон Калагора, из сефардских эмигрантов.

Сигизмунд Август расширил самоуправление еврейских общин. Он предоставил раввинам и кагальным старшинам широкие административные и судебные полномочия с применением «еврейского права» (1551). Даже в воеводском суде, где разбирались споры евреев с христианами, должны были присутствовать еврейские «сеньоры», выборные кагальные старшины, в качестве заседателей или «асессоров» (1556). Подсудность королевским воеводам (губернаторам) составляла издавна важную для евреев привилегию, ибо избавляла их от юрисдикции городского, магистратского суда, состоявшего из представителей враждебного им мещанства. Эта привилегия, впрочем, признавалась только за евреями, которые жили на королевских, а не на шляхетских землях. Уступая притязаниям феодалов, Сигизмунд-Август, подобно своему отцу, разъяснил, что воеводы не должны вмешиваться в дела «панских» евреев, всецело стоящих под опекой местных владельцев (1549). Это разделение юрисдикции между королем и шляхтой оказалось невыгодным для государственной казны, особенно после введения специального поголовного налога для евреев. В сентябрьском декрете 1549 г. король объявил, что ввиду увеличившихся военных расходов признано справедливым установить для евреев, не несущих натуральной воинской повинности, основной налог в один злотый с каждой «головы» без различия пола и возраста, причем старшинам еврейских общин предоставлялось право распределить этот налог так, чтобы состоятельные люди платили больше, чем бедные. Поголовный налог могут платить и евреи, живущие в шляхетских местечках, но лишь добровольно. «Мы, — заявляет король, — принуждать их не будем, но зато таким лицам мы не позволим пользоваться теми свободами и преимуществами, которые предоставлены только нашим (королевским) евреям». Так спорили между собой за опеку над евреями королевская и шляхетско-феодальная власть. В ближайшую эпоху перевес был на стороне королей, которые имели больше способов для защиты прав евреев от посягательства враждебных им элементов, но в позднейшее время, с усилением шляхетских «вольностей» за счет королевской власти, панская опека будет играть значительную роль в судьбе польского еврейства.

Отношения между евреями и городскими сословиями более определились при Сигизмунде-Августе. Городские магистраты и еврейские кагалы регулировали свои взаимные отношения соглашениями и договорами. Ввиду крайней тесноты в еврейском пригороде Кракова, Казимеже, магистрат согласился расширить пределы этого гетто присоединением к нему нескольких соседних улиц. В Познани число еврейских домов было ограничено нормой (не более 49), так что на еврейской улице приходилось строить многоэтажные дома, как во франкфуртском гетто, но и тут магистрат вынужден был допустить удлинение еврейской улицы до границ городского рынка. В Люблине евреи расширяли черту своей оседлости тем, что селились вне своего квартала на землях богатых панов, которые защищали их от притеснений со стороны мещанского магистрата. Только в одном большом городе, Варшаве, которая вскоре сделалась столицей государства, евреи совершенно не имели права жительства. Провинция Мазовия, куда причислялся этот город, вступила в состав коронных земель Польши только в 1527 году, после прекращения управлявшей ею династии удельных князей, и при акте инкорпорации было установлено, что Мазовия сохранит свои особые привилегии, в том числе и право недопущения евреев, которые были изгнаны из Варшавы еще в конце XV века. Такую же привилегию нетерпимости к евреям (privilegium de поп tolerandis judaeis) исходатайствовали для себя и некоторые отдельные города Великой и Малой Польши (Велюнь, Нешава, Величка и др.). Сигизмунд-Август неохотно давал такие привилегии, ибо признавал евреев в городах полезным элементом II старался привлечь их туда. В одном из своих декретов он мотивирует следующим образом необходимость экономического равноправил евреев в городах: «Как евреи несут все тяготы (налогов) наравне с мещанами, так и положение их должно быть одинаково во всем, кроме религии и юрисдикции». Местами король запрещал даже установить еженедельный базарный день в субботу, чтобы не было ущерба для интересов еврейских торговцев.

Со всеми сословиями евреи еще могли, худо или хорошо, ужиться, только не с католическим духовенством. Этот исконный враг еврейства удвоил свое рвение, когда из Рима в ответ на рост протестантизма дан был сигнал к борьбе со всяким иноверием. В кругах заседавшего тогда Тридентского собора сильно тревожились по поводу успехов реформации в Польше, считавшейся оплотом католицизма. Досадовали больше всего на то, что ересь распространялась в высшем польском обществе, в придворных кругах, не встречая противодействия со стороны короля. Для воздействия на Сигизмунда-Августа и агитации в обществе папа-инквизитор Павел IV отправил и Польшу своего легата, епископа Липпомана (1555). Этот ловкий агитатор, не добившись от короля и сейма репрессий против «диссидентов», вздумал подогреть религиозный фанатизм одним из тех кровавых зрелищ, какие на Западе нередко устраивала воинственная церковь. На съезде католической партии в Ловиче, устроенном при содействии Липпомана, обсуждался вопрос о том, какие меры принять против еретиков, отрицающих догмат евхаристии — присутствия тела и крови Христа в церковном хлебе причастия, в гостии. Тут в уме холмского епископа созрела мысль: инсценировать чудо кровотечения из оскверненной евреями гостии. В начале 1556 г. в городе Сохачове вдруг были арестованы еврей Беняш и служившая у него христианская девушка Доротея Лазенцкая. Девушку обвинили в том, что по уговору своего хозяина она украла из одной сельской церкви гостию, а Беняш и арестованные вскоре еще три еврея обвинялись в том, что они кололи эту гостию до тех пор, пока из нее не потекла кровь. Доротею и евреев подвергли при допросе жестокой пытке и вынудили у них сознание в несодеянном преступлении. Все обвиняемые были приговорены к смерти, и холмский епископ просил короля утвердить приговор, но король, не веривший в ритуальную легенду, медлил. Тогда епископ, занимавший и пост подканцлера, дал знать в Сохачов, чтобы осужденных скорее казнили. Это было исполнено: на месте казнили Лазенцкую и Беняша, а в Плоцке — остальных двух евреев (третий бежал). Казнь была публичная. Перед смертью мученики в Плоцке заявили: «Мы никогда не кололи гостии, ибо не верили, что в ней есть тело Бога: ведь у Бога нет тела, а в мучной лепешке не может быть крови». Рассказывают, что Липпоман и духовные судьи были так возмущены этим «богохульным» заявлением, что приказали палачу заткнуть осужденным рот горящим факелом. Приказ короля об отсрочке казни получился в Сохачове слишком поздно. Узнав о проделках холмского епископа и его вдохновителя Липпомана, Сигизмунд-Август (по рассказу историка-протестанта) воскликнул: «Меня возмущает это злодейство, ибо я еще не настолько умственно расстроен, чтобы верить, что в той гостии была кровь». В начале 1557 г. король издал декрет, чтобы впредь обвинения против евреев в ритуальном убийстве или осквернении гостий разбирались только в сейме, в присутствии короля и высших государственных чинов.

Клерикальная агитация проникла и в мирную Литву. В 1564 г. был казнен в городе Вельске еврей по подозрению в убийстве христианской девочки, и на эшафоте несчастный всенародно заявил о своей невинности. Были попытки вызвать такие же процессы и в других местах Литвы. Чтобы положить конец агитации изуверов, Сигизмунд-Август издал два указа (1564-1566 гг.), где строго запрещал местным властям привлекать евреев к суду по ритуальным обвинениям. В декретах говорилось, что такие обвинения вообще неосновательны, как доказали опыт и разъяснения римских пап, что, согласно древним привилегиям, для возбуждения таких обвинений необходимо представить свидетельства четырех христиан и трех евреев и что, наконец, суд по таким делам принадлежит самому королю и его совету на генеральном сейме.

Ритуальными процессами воспользовались и юдофобы в сейме для достижения своих целей. По настоянию многих депутатов, польские сеймы 1562 и 1565 годов подтвердили Петроковскую конституцию 1538 года, которая плохо соблюдалась. Статьи этой юдофобской конституции вошли и в Литовский статут, изданный в 1566 г. Статут запрещал евреям носить одинаковое с христианами платье и вообще одеваться нарядно, иметь крепостных и домашних слуг из христиан, занимать должности в христианском обществе (последние два ограничения распространялись и на татар, и других «басурман»). Копируя своих польских товарищей, литовские депутаты на историческом сейме 1569 года в Люблине жаловались, что евреи берут в откуп торговые пошлины, арендуют мельницы, солодовни и другие казенные монополии. Этим сеймом, как известно, был выработан акт «Люблинской унии», приведшей к более тесному объединению Литвы с Польшей (Речь Посполитая) на почве общего сейма и высшего управления. Следствием этого было уравнение сеймового законодательства для обеих частей государства, с ущербом для литовского еврейства. Литва постепенно втягивается в общий курс польской политики и утрачивает тот патриархальный строй, который создал благосостояние евреев в этом крае при первых двух Сигизмундах.

Об этом благосостоянии писал папский легат в Польше, кардинал Коммендони около 1565 года. По его словам, евреям тогда еще во. многих местах поручалось взимание таможенных пошлин с провозимых товаров. О положении евреев в Польше вообще кардинал, привыкший видеть их соплеменников униженными на Западе, писал следующее: «В этих областях встречаются еще большие массы евреев, которых здесь не так презирают, как в некоторых других местах. Они здесь не живут в жалком состоянии и не занимаются только низкими промыслами, но владеют землей, занимаются коммерцией, изучают медицину и астрономию. Они обладают значительными богатствами и не только стоят в ряду порядочных людей, но и иногда имеют даже власть над ними. Они не носят никакого знака для отличия от христиан, им даже позволяется носить оружие. Вообще, они пользуются всеми правами граждан». В этом описании имеются некоторые преувеличения, но в общем оно соответствовало действительности. В двух странах социальное положение евреев было выше обычного уровня того времени: сефардов в Турции и ашкеназов в Польше. Между этими странами установились при Сигизмунде-Августе хорошие политические отношения и оживленный торговый обмен, чему немало способствовал еврейский советник султана Иосиф Наси, герцог Наксосский, с которым польский король переписывался (см. выше, § 4). Царедворец-негоциант сумел пользоваться расположением Сигизмунда-Августа и для устройства своих личных коммерческих дел в Польше. В 1567 г. король выдал двум турецким евреям, агентам Иосифа Наси, концессии на свободный ввоз вин и других южных продуктов во Львов для продажи во всей Польше. Против этой концессии протестовало польское купечество; львовский магистрат отказался пропустить турецкие товары. Король указал магистрату, что концессия дана в виде изъятия за дипломатические услуги Наси и «ради поддержания дружбы с турецким императором», но патриотические доводы не подействовали на купцов. Магистрат апеллировал к сейму, который признал концессию незаконной, но Сигизмунд-Август не утвердил этой резолюции. Во Львове образовалась фактория для торговли турецкими винами в Польше, и вокруг нее сгруппировалась маленькая колония сефардских евреев из Турции (их в Польше называли «френками»).