Полине хотелось кого-то обвинить, на кого-то накричать, заставить кого-то разделить с ней чудовищное чувство вины. Она говорила только ради этого, она сама себе не верила.

Слезы катились у нее из глаз и впитывались в повязку на лице. Полина не могла здесь больше находиться – видеть изуродованные тела, дышать испарившейся кровью. Пусть это делают остальные, раз им и правда все равно и они еще во что-то верят!

Убегая из зала, она слышала у себя за спиной голос Андры:

– Эй, Ник! А у тебя случайно нет острого ножа?

Это была самая обычная секта, настолько типичная, что Андре становилось смешно. В основном молодняк, лет двадцати-двадцати пяти; хотя, может, тут были и подростки, просто выглядели они хреново – такой образ жизни никого не красит. Шумные, неестественно веселые и не слишком умные – идеальные слушатели для любого бреда. Их можно было склонить ко всему, и они уверовали бы.

Они собирались в просторном заводском здании – раньше здесь был цех, который закрыли лет десять назад. Но постройка не стала заброшенной, напротив, руководство завода активно использовало ее, сдавая в аренду. По документам это здание предназначалось для «творческих школ и студий». Вывески на фасаде убеждали прохожих, что именно они здесь и находятся. Но человек со стороны сюда не вошел бы, да и те, кто пытался дозвониться до компаний, указанных на вывесках, нарывались на бесконечно длинные гудки.

Это к лучшему, вряд ли они были готовы к тому, что увидели бы здесь. В студии фотографии дистрофично тощие парень и девушка занимались сексом на каменной плите: он навалился на нее всем телом, она спазматично дергалась под ним и визжала, как новорожденный поросенок – от восторга, не от боли. Оба жмурились от удовольствия, но в те редкие минуты, когда они открывали глаза, можно было заметить, что зрачки у них сильно расширены, и далеко не от темноты. Вокруг пары бегал пухлый юноша с фотоаппаратом, красный от возбуждения, и снимал все подряд.

В студии живописи выстроились в ряд обнаженные девицы, на которых неопрятного вида мужчины и женщины пытались нарисовать вазу с цветами, установленную в центре комнаты. Одни «холсты» хихикали, другие стонали, третьи безучастно пялились в пустоту. Цветы в вазе сгнили.

В студии йоги на матах лежали бесчувственные тела, окруженные пустыми бутылками, грязными кальянами, опаленными ложками и пустыми окровавленными шприцами. Все они были живы – и все наслаждались моментом. Предполагаемый инструктор сидел перед ними в позе лотоса и тупо разглядывал лужу собственной рвоты. Он даже не повернулся в сторону Андры, когда та прошла мимо.

В студии по изготовлению кукол среди пластиковых ручек и стеклянных глаз всех цветов лежал младенец. Мертвый. Скорее всего, ребенка не украли – он родился здесь. Ненужное дитя непонятно кого и непонятно от кого. Его мать наверняка забыла о нем после того, как он проскользнул у нее между ног. Женщины, собравшиеся здесь, не матери. Мужчины, которые их используют, не отцы.

В секте «Явление», созданной Олегом Каргаевым, все было сведено к примитиву. Тебе можно все, что ты хочешь, и на этот раз – никаких «кроме». Не нужно сомневаться, вспоминать о непонятно кем придуманных правилах и принципах, ограничивать себя. Здесь правит бал примитивное, то самое Оно, которое освобождает от забот и хлопот. Все у тебя под рукой, ешь и пей, спи с кем угодно, не трезвей и не задумывайся о том, что ты творишь.

Новые Содом и Гоморра – с той лишь разницей, что Содом и Гоморра больше не под запретом. Они в тренде, они – хэштег, они – мода и руководство к действию. Если ты позволяешь себе такую свободу, значит, ты – на гребне волны, настало твое время, позабудь о нравоучениях стариков. От закона тебя защитит новый покровитель, ведь справедливость имеет гораздо меньшую цену, чем деньги. А от душевных терзаний тебя спасут твои новые боги. Они сказали, что ты не умрешь никогда и праздник будет длиться вечно.

Многие крупные секты так работают, и у каждой свой мотив. Где-то стремятся получить деньги, забирая у этих молодчиков все до цента, а потом зарывая их бесчувственные тела на отдаленном пустыре. Где-то набирают армию покорных солдат, которые отвыкли думать и готовы сделать что угодно за новую дозу, за еду и удобную кровать для двоих – а может, и для группы побольше.

Но Олегу Каргаеву не это было нужно, его задача оказалась еще проще. Он растил тупой скот, куски мяса, которым рано или поздно предстояло оказаться на жертвенном алтаре. Это роль, на которую не нужно проводить строгий отбор. Если у тебя мозгов немного, а нравственность тебя только тяготит – добро пожаловать!

По подсчетам Андры, сейчас в студиях собралось не меньше тридцати человек. Скорее всего, это не все, но большинство – вряд ли такую публику охотно пускают в другие места или даже домой.

Она отличалась от них – здоровой кожей, ясным взглядом, чистой одеждой. Она пришла сюда в простом свободном платье и белых ботинках на плоской подошве. Теперь ей приходилось осторожно обходить лужи всех оттенков, наполнявшие коридоры удушающим зловонием. Андре было немного непривычно не чувствовать вес браслетов на руках и кулонов на шее, однако сейчас от этого становилось легче двигаться.