Они ехали по узкой тропинке, вьющейся среди вековых деревьев, солнечные лучи пробивались сквозь листву, создавая причудливую игру света и тени. Воздух был наполнен ароматом сосновой смолы и цветов. Элиза постепенно начала привыкать к движениям жеребца и даже стала получать удовольствие от прогулки. Она чувствовала себя свободной и счастливой, словно птица, парящая в небе.

Красота окружающей природы и близость Рудольфа опьяняли ее. Она украдкой поглядывала на него, любуясь его статной фигурой и благородным профилем. Его присутствие рядом заставляло ее сердце биться чаще, а в душе появилась уверенность, что эта прогулка — только начало чего-то большего, чего-то волшебного и незабываемого.

Они выехали за ворота замка, оставив позади мрачные стены и тяжелую атмосферу интриг. Перед ними раскинулся бескрайний осенний луг, усыпанный золотыми листьями. Ветер играл в волосах Элизы, солнце слепило глаза, а свежий воздух наполнял легкие живительной силой.

— Я так редко выезжаю за пределы замка, — с грустью в голосе произнес Рудольф. — Отец считает, что принц должен постоянно заниматься государственными делами. Но иногда я мечтаю просто уехать отсюда, куда глаза глядят.

— Я вас понимаю, — тихо сказала Элиза. — Я тоже всегда мечтала о свободе.

— Свобода… — Рудольф повторил это слово, словно пробуя его на вкус. — Для меня это скорее мечта, чем реальность. Я — пленник Айзенберга, запертый в золотой клетке.

Элиза сочувственно сжала его руку.

— Все когда-нибудь меняется, — сказала она, стараясь поддержать его. — Возможно, и ваша мечта однажды сбудется.

Рудольф улыбнулся и резко повернул коня.

— А знаете что? Давайте хотя бы на пару часов забудем обо всем! — воскликнул он. — Давайте просто насладимся этим прекрасным днем!

И, подстегнув коня, он помчался вперед. Элиза последовала за ним, чувствуя, как ее сердце бьется в груди от восторга.

Солнце, словно нехотя, опускалось за горизонт, окрашивая небо в нежные оттенки розового и золотого. Воздух, еще недавно наполненный теплом осеннего дня, постепенно остывал, принося с собой ароматы ночной фиалки и влажной земли. Лошади, уставшие после долгой прогулки, шли шагом, лениво переставляя копыта по мягкой пыльной дороге. Элиза и Рудольф молчали, каждый погруженный в свои мысли, но между ними витала невидимая нить, сотканная из взаимной нежности и понимания. Они не хотели, чтобы этот день закончился, день, который изменил их жизни навсегда.

Рудольф несколько раз поворачивался к Элизе, словно хотел что-то сказать, но каждый раз останавливался, боясь разрушить хрупкую гармонию этого момента. Элиза чувствовала его взгляд на себе, и ее сердце билось чаще, наполняясь теплом и счастьем. Она знала, что слова сейчас лишни, и просто улыбалась ему в ответ, улыбкой, в которой было больше нежности, чем в любых словах.

Когда показались знакомые очертания замка Айзенберг, на Элизу вновь нахлынуло неприятное предчувствие. Тень, которую отбрасывали высокие стены на окружающий лес, казалась ей зловещей, а зарешеченные окна — пустыми глазницами гигантского черепа. Она невольно поежилась, и Рудольф, заметив это, мягко сжал ее руку.

— Всё хорошо? — спросил он с беспокойством в голосе.

Элиза попыталась улыбнуться.

— Да, просто немного прохладно стало.

Подъехав к воротам, Рудольф остановил лошадь. Он наклонился к Элизе и легко, словно бабочка крылом, коснулся губами ее щеки. От этого нежного прикосновения по телу Элизы пробежала волна тепла.

В этот момент из сторожки вышел привратник, низко кланяясь.

— Ваша Светлость, герцог желает видеть вас.

Рудольф слегка нахмурился.

— Сейчас?

— Да, Ваша Светлость. И… — привратник замялся, — он сказал… обоих.

Взгляд Рудольфа встретился со взглядом Элизы. В его глазах она увидела тревогу и недоумение. Предчувствие чего-то неприятного охватило их обоих. Что могло понадобиться герцогу от них в такой поздний час? Этот вопрос оставался без ответа, и от этой неизвестности становилось еще страшнее.

*****

Сырой каменный пол холодил босые ноги, но Иоганна не обращала на это внимания. Она сидела на жесткой деревянной скамье, закутавшись в грубое шерстяное одеяние, и смотрела в пустоту. Келья, её новое жилище, была маленькой и убогой: голые стены, узкая кровать, деревянный стол и табурет — вот и вся обстановка. Единственным украшением служило маленькое распятие над кроватью, да узкое окошко под самым потолком, выходящее в сторону моря.

Иногда, подтянувшись на цыпочках, Иоганна вглядывалась в бескрайнюю синеву, слушая ритмичный плеск волн о прибрежные скалы. Этот вид напоминал ей о прежней жизни, о роскошных балах во дворце, о шелесте дорогих платьев, о льстивых речах придворных. Она вспоминала блеск драгоценностей, вкус выдержанных вин, звуки музыки, наполнявшие залы Айзенберга. Но в этих воспоминаниях не было ни капли ностальгии, ни тени сожаления.

Однажды, когда настоятельница зашла в келью, чтобы дать очередное наставление о смирении и покаянии, Иоганна прямо взглянула ей в глаза.