— Если и есть, Ваша Светлость, то меня они старательно избегают.

Рудольф тихо рассмеялся, а Элиза, немного освоившись, решилась вступить в разговор.

— Анна рассказывала мне много историй про призраков Айзенберга, — сказала она, вспоминая рассказы молодой служанки.

Рудольф снова улыбнулся, но на этот раз в его улыбке появилась какая-то ирония.

— Уверен, она рассказывала их вам по просьбе баронессы, — сказал он, его голос стал серьезнее. — Баронесса надеялась, что вы испугаетесь и уедете из замка.

Элиза удивленно подняла брови. Ей и в голову не приходило, что баронесса может прибегнуть к таким методам.

— Но я рад, что вы не испугались. Я рад, что вы остались.

Его слова прозвучали так искренне, что у Элизы перехватило дыхание. Она почувствовала, как ее сердце начинает биться чаще.

*****

— Госпожа… — прошептала Эрика, ее голос едва различим на фоне завывания ветра за окном. Она нервно теребила подол своего фартука, стоя у тяжелой дубовой двери.

Иоганна, погруженная в тягостные раздумья, не сразу отреагировала. С тех пор, как ее заточили в этой мрачной келье, дни слились в однообразную череду томительных ожиданий. Надежды на освобождение почти не осталось, лишь горькое осознание несправедливости сжимало сердце ледяной рукой.

— Госпожа… — повторила Эрика чуть громче, робко стукнув костяшками пальцев в дверь.

Иоганна нехотя поднялась с жесткой кровати, каждое движение отдавалось болью в ослабевшем теле. Дойдя до двери, она приложила ухо к холодной деревянной поверхности, прислушиваясь. За дверью — тишина, нарушаемая лишь приглушенными звуками из глубины монастыря.

— Госпожа, — зашептала Эрика, ее голос дрожал от волнения, — Вам… вам просили передать это.

Из-под двери показался краешек сложенного листка бумаги. Иоганна, сгорая от любопытства и предчувствуя что-то важное, просунула пальцы в узкую щель и вытащила письмо.

Письмо… Кто мог отправить ей письмо? Эта мысль, как молния, пронзила ее сознание. Герцогиня с недоумением и трепетным интересом развернула пожелтевший листок.

«Дорогая Иоганна!» — начиналось письмо, написанное размашистым, но в то же время осторожным почерком. — «Мне очень жаль, что Вы столкнулись с такой несправедливостью»…

В этот момент мир вокруг Иоганны словно исчез. Осталось только биение ее собственного сердца, которое с каждым словом учащалось. Это он! Эта мысль, как вспышка, озарила ее сознание. Он жив! Гражданин, ее тайный защитник, жив и он не забыл о ней!

Он спасет ее! Эта мысль принесла с собой волну неземной радости. Лицо Гражданина, которое она так старательно пыталась восстановить в памяти все эти дни, вдруг стало четким и ясным. Она вспомнила его глаза, полные тепла и решимости, и неуловимый аромат свободы, который всегда его сопровождал.

Иоганна жадно проглотила оставшиеся слова: «Письмо пропитано ядом. Оторвите от листка ровно 1/16 часть и проглотите, остальную часть сожгите и ничего не бойтесь. Скоро Вы будете свободны. С надеждой на скорую встречу».

Дрожащими руками она оторвала крошечный кусочек бумаги и, преодолевая внутреннее сопротивление, проглотила его. Горький, едкий вкус мгновенно распространился по языку. Голова закружилась, в глазах потемнело. Последнее, что она увидела, прежде чем потерять сознание, — пляшущие языки пламени, пожирающие остаток письма. Свобода… близка…

*****

После обеда, едва успев отпить последний глоток ароматного чая, Элиза последовала за Францем, старым и достойным камердинером замка Штольберг. Его спина была прямой, как трость, а шаги отмеряли ровный, неторопливый ритм.

— Это комната вашей покойной матушки, — произнес Франц, открывая перед Элизой тяжелую, обшитую темным деревом дверь. — Здесь хранятся все ее вещи.

Элиза вошла в комнату, и ее охватило странное чувство. Словно она перенеслась в другое время, в другую жизнь. Комната была просторной и светлой, с высокими потолками и большими окнами, выходящими в сад. В воздухе витал легкий аромат лаванды и старинного дерева.

Франц жестом указал на массивный гардероб, инкрустированный перламутром:

— Платья фройляйн…

Элиза открыла дверцы гардероба, и ее взгляд утонул в море тканей и цветов. Столько платьев она не видела даже в самых роскошных магазинах столицы! Шелковые, атласные, бархатные… Расшитые жемчугом, кружевами, золотыми нитями… Она провела рукой по нежной ткани одного из них, восхищаясь изысканностью фасонов и богатством отделки.

— А здесь… — Франц достал маленький серебряный ключик и отпер дверцу небольшого будуара, скрытого за тяжелой портьерой. — …хранятся драгоценности и украшения фройляйн.