– Что вы думаете обо всём этом? – о чём именно я его спрашивала, пояснять не было необходимости. Саймон и так всё понимал. Он спешно оглянулся на запертую дверь, сделал замысловатый взмах рукой, и когда в воздухе вспыхнули неизвестные и непонятные для меня знаки, со вздохом признался:

– Думаю, что управляющий куда опаснее, чем я думал о нём изначально. Вам стоит быть осторожней, госпожа Аннэт, – последнее он добавил совсем тихо.

Я кивнула, признавая его правоту.

– А Берта?

Тут Саймон нахмурился, отчего глубокая складка образовалась между его густых бровей, а губы скривились в какой-то презрительной улыбке:

– Поначалу я думал, что девушка находится под внушением, но нет. Ониэр нашёл какие-то другие точки воздействия.

Значит, про гипноз мне не показалось. Только вот мысли, что девушке попросту внушили всё то, чем она пыталась передо мной оправдаться, оказались ошибочными. Что же, теперь ещё придётся выяснять, какие именно рычаги давления на неё имеет мистер Саташи и насколько это опасно для меня и окружающих.

Мы помолчали. Была ещё одна тема, которую мне стоило бы затронуть, но, несмотря на её логичность и оправданность, мне вдруг стало неудобно говорить об этом. С другой стороны, препираться по этому поводу при свидетелях было бы ещё глупее:

– Саймон, я хотела попросить вас, – начала, переходя на официальный тон. Мне было неловко смотреть ему в глаза, но я себя пересилила. Вскинула голову и поймала чуть настороженный взгляд.

– Я вас слушаю, госпожа, – так и не дождавшись от меня продолжения, произнёс он.

Пришлось глубоко вдохнуть, потом выдохнуть и только после сказать:

– Я ценю вашу заботу обо мне, – начала, осторожно подбирая каждую фразу. – Честное слово, – добавила поспешно, видя, как иронично скривились его губы. – Но могли бы вы соблюдать правила приличия?

Сказав это, почувствовала, как горячая волна поднимается к кончикам волос, а потом резко падает вниз, замирая где-то в области дрожащих коленок.

Мужчина вздёрнул одну бровь и вкрадчиво произнёс:

– Правила приличия? – и так… неприлично это прозвучало из его уст, что я невольно вспыхнула. А потом разозлилась.

– Да, именно правила приличия, – произнесла с горячностью. – Видите ли, мне не хочется, чтобы ушлый мистер Саташи написал моему драгоценному мужу, что я тут вздумала закрутить роман.

Высказав это, я будто бы растеряла все силы. Злость утихла, оставив вместо себя только досаду на собственную несдержанность. Хотела же сказать ему всё это деликатно, без лишних эмоций, но нет…

Спустя минуту тишина, во время которой я усердно рассматривала мелкие цветы на покрывале, Саймон ответил ровным, ничего не выражающим голосом:

– Я вас услышал госпожа, буду держать себя… в рамках приличия, – перед последней фразой он сделал довольно многозначительную паузу. – Прикажете что-то ещё?

Я тяжело вздохнула, покачала головой, а потом спохватилась:

– Пожалуйста, присмотрите за Алексом и Лили, я сегодня хочу остаться в комнате и уделить время учётным книгам, – нашла в себе силы посмотреть на него, и придать голосу деловой тон.

В глубине мужских глаз мелькнули непонятные для меня эмоции, но возражать охранник не стал, кивнул и, отдав рекомендации трусившей девушке, скрылся за дверью.

Моим планам не удалось сбыться. Лили сделала мне компресс из тёплого настоя, дёргающая боль понемногу затихла. А после сытного обеда я попросту уснула. И не слышала ни того, как служанка оставила меня одну, ни того, как ближе к вечеру ко мне заглядывал Алекс, о чём он сам признался мне поутру. Я, наконец-то, смогла отдохнуть, набираясь сил для нового противостояния. Пожалуй, самого сложного за всю свою долгую жизнь.

Следующие два дня прошли без особых происшествий. Я не покидала свою комнату, виделась только с Алексом, который сидел со мной, почти безвылазно, или вот с Лили, да Кетти. Обе служанки попеременно то приносили мне еду, то помогали искупаться, то сделать очередной компресс. Мистер Саташи тоже пытался прорвать оборону, но охранники знали своё дело, а потому мой покой не был нарушен.

К исходу вторых суток боли почти не чувствовалось. И я уже смогла по чуть-чуть ходить. Сначала от кровати до окна, и до простенькой купальни, где обстановка была вовсе не вычурной, и в то же время там имелось всё необходимое.

Деревянная лохань, заменявшая привычную чугунную ванну, которая стояла в моей старенькой квартире из той, прошлой жизни. Несколько пустующих полок, где было положено стоять всяким ароматным маслам и прочим милым женскому сердцу флакончикам, но сейчас на них гордо висела лишь губка в виде рукавицы, да лежал одинокий кусочек мыла. Мыло, к слову, абсолютно ничем не пахло, что тоже было довольно непривычным.