На протяжении семи лет я живу как единственный сын, словно у меня никогда не было брата. Пора положить конец забвению.

– Я тебя слушаю, - чеканю четко, тем самым поднимая белый флаг.

– Отзови своих шавок, Демин, останови проверку, - командует Марат, с шипением ощупывая переносицу.
– Я сохраню должность и статус, ты.… вернешь родного брата. По-моему, равноценный обмен.

– Не совсем, - простреливаю его напряженным взглядом.
– Я хочу, чтобы ты оставил в покое Амину.

– Ты же сам сказал, что она сделала свой выбор. Амина – взрослая девочка…

– Отцепись от моей женщины, прекрати преследовать её, звонить, портить ей карьеру и травить на нее родителей. Амина беременна – и если что-то случится с ней или с моим ребёнком, я тебя зарою, клянусь.

Мы будто на сложных переговорах, и от их итогов зависит всё. Заключаем пакт о ненападении, который мой противник один хрен нарушит. Но у меня нет выбора…

– Я признаю свое поражение, - он поднимает испачканные кровью ладони, и это так символично.
– Меня утомила эта война. Сделай пару звонков, Герман, и останови её. Обещаю, что больше не приближусь к твоей семье.

Не верю ни одному его слову, но тянусь за телефоном и набираю доктора Богданова. Марат следит за каждым моим движением, затаив дыхание.

Длинные гудки, официальное приветствие, несколько фраз – и обрубается единственная ниточка, за которую я мог его дергать.

– Готово, - бросаю трубку. – Твоя очередь. Говори…

Время останавливается, а вместе с ним и мотор за моей грудиной. Я весь превращаюсь в оголенный нерв. Сафин лениво поднимается с места, намеренно нагнетая атмосферу. Вокруг меня коротит и замыкает электричество, а он питается высвободившейся энергией.

– Чай? Кофе? – предлагает с мерзкой ухмылкой, в то время как меня выворачивает наизнанку от ярости.
– Что-нибудь покрепче?

– Ты издеваешься, мать твою?!

Бью кулаком по столу, а хотелось бы снова съездить ему по роже. Ломаю ручку в сжатой ладони, отбрасываю куски пластика в сторону – и выдыхаю.

– Гнев разрушает и мешает мыслить здраво, - победно усмехается Марат, будто только что успешно провел трепанацию черепа самому буйному пациенту.

Неторопливо подходит к шкафу, а каждый его шаг болью отзывается в висках и всплеском адреналина в крови. Стиснув челюсти, я наблюдаю, как он открывает дверцу, ведёт паучьим пальцем по корешкам папок, подцепляет одну и мучительно медленно листает её по пути к столу.

– Михаил Панкратов, тридцать три года, - опускает бумаги передо мной. – Посттравматический синдром, диссоциативная амнезия…

– Что за… - проглатываю ругательство, но всё-таки кружу глазами по строчкам. – Миша должен быть старше, и его фамилия – Демин. Не знаю, чью историю болезни ты пытаешься мне подсунуть, но это точно не.… - резко осекаюсь, увидев фотографию.

В легких мгновенно сгорает весь кислород, воздух вокруг кажется жарким и удушающим, как в знойной пустыне, глотку сводит сухим спазмом.

Не может быть!

Из карточки на меня смотрит родной брат.

Михаил осунулся и похудел за эти годы. В глазах – тоска и безысходность, будто он потерял смысл жизни, на лбу – глубокие борозды, как у мудреца, на висках и аккуратной бороде – преждевременная седина. Передо мной совсем не тот бойкий Медведь, которым я видел его более семи лет назад, но это он! Я ни с кем его не перепутаю.

– Вот и я удивился, - хмыкает Сафин, проследив за моей реакцией.
– Полтора года назад меня, как ведущего специалиста, попросили посмотреть сложного пациента с полной потерей памяти. Правда, вызвали на край страны. Обычно я принимаю только в столице, ко мне съезжаются из разных округов. Стоят в очереди, - самодовольно бахвалится, и мне остается лишь закатить глаза. Перебивать его не спешу, а наоборот, впитываю каждое слово, как губка.
– Так как случай был интересный, а обратилась ко мне коллега-медик, то я, поразмыслив, всё-таки согласился. Пришлось лететь в глухомань на Крайний север. В истории указан точный адрес, - роняет как бы невзначай, и я готов мчаться туда прямо сейчас, не теряя ни секунды.

– Судя по тому, что Миша спустя время всё ещё там, а не дома, то хреновый ты психиатр, Сафин, - не выдержав, выплевываю с сарказмом. – Или специально решил ему не помогать? Когда понял, кто он на самом деле.…

– Прогресс есть, но на восстановление памяти могут уйти годы. Человеческий мозг – настолько загадочный орган, что многое в нем остается неизведанным, - взмахивает рукой Марат, словно ведёт одну из своих лекций для молодых врачей.

– Не лечи меня, - грубо выплевываю. – Ближе к сути! Неужели ты не заметил, что мы с Мишей похожи как две капли воды?

– Ты на моем пути появился позже, - хитро прищуривается, с трудом скрывая ненависть, полыхающую на дне зрачков. – Приперся из своей проклятой Германии через полгода, чтобы разрушить мою семью. Я не сразу вспомнил, почему твое лицо кажется мне таким знакомым, ведь каждый месяц через меня проходят сотни людей, но потом, когда я добыл и изучил всю твою биографию, на меня вдруг сошло озарение…

– И ты решил воспользоваться ситуацией, - заканчиваю вместо него. – Разве этому тебя учили в мединституте? Не навреди – наше главное правило, - отбиваю каждое слово, но Сафину плевать на мораль.