— Пазл откроет истину, — провозглашаю я голосом карнавального гадалки.

Из другой комнаты раздаётся смешок. Ну хоть кому-то я кажусь забавной.

Розалин моргает, вдруг ошеломлённая, и это ошеломление заставляет меня замереть.

— Что? Я облилась? — Я оглядываю свой белый топ, проверяя, нет ли на нём пятен.

— Нет. Просто… Ты сейчас сказала это точно так же, как он.

И нам обеим понятно, кто этот он.

Джош.

— Ну, любовь к драме, похоже, у нас в крови. — Я киваю на кусочки пазла перед ней. — Ты будешь помогать?

Она качает головой, но это не отказ. Скорее попытка отогнать призрак моего брата.

— То есть, когда мы закончим пазл, ты скажешь мне, зачем пришла?

— Именно. Так что давай работать. У нас тут тысяча кусочков, с которыми надо разобраться.

Может, для новичка это и звучит устрашающе, но я собираю пазлы годами. А у Розалин, оказывается, талант к поиску тех хитрых кусочков однотонного цвета, которые ничем не отличаются от десятка других.

Мы быстро впадаем в сосредоточенное молчание, потягивая напитки и вставляя элементы в нужные места.

Проходит почти час, когда в ней что-то меняется.

Розалин наконец находит, куда подходит кусочек, который она вертела в руках уже минут пять, и с торжествующим:

— Ха! — вставляет его на место.

А потом замирает.

Я не реагирую, продолжая собирать угол пазла, который забрала себе.

— Он… — Розалин не договаривает, её голос дрожит, и вопрос повисает в воздухе. Спустя долгую паузу она тянется за новым кусочком, но пальцы её дрожат.

Ещё полчаса, и пазл завершён.

На кофейном столике Розалин теперь лежит ясная картинка: пара стоит на леднике в Денали, оба в пуховиках, обняв друг друга. Женщина улыбается в камеру. Мужчина смотрит на неё с таким количеством любви в глазах, что на это трудно смотреть слишком долго.

Мой брат оставил мне свою фотографию.

И Розалин.

— Расскажи мне о времени, что ты провела с Джошем, — говорю я.

Одна из главных вещей, которым я научилась за эти долгие поездки с Домом — это то, что я знала лишь часть своего брата. Мы были близки, но у каждого из нас были кусочки, которые мы держали при себе или отдавали другим. Джош отдал часть себя своему лучшему другу.

А другую — женщине, которую любил.

Я хочу собрать его целиком, насколько это возможно, даже если эти части мне передают чужими руками.

— Мы… — Она прочищает горло. — Мы любили друг друга.

Я киваю, не перебивая.

— Н-ничего не было годами. Пока мы с Домом были вместе. Я бы никогда… Джош бы тоже никогда. Всё случилось уже после того, как мы расстались.

В груди что-то болезненно сжимается, когда хронология складывается в голове.

— После диагноза Джоша, значит, — говорю я. — Вы были вместе год. Или меньше.

Розалин протягивает руку, проводя пальцем по лицу Джоша на пазле.

— Да. Год. — Её улыбка грустная, маленькая. — Это кажется и дольше, и короче одновременно. Я сама к нему пришла. Появилась у его дверей, посмотрела ему в глаза и сказала, что оставшиеся у него дни принадлежат мне.

Она тихо смеётся.

— А потом струсила, извинилась и спросила, любит ли он меня до сих пор.

Розалин прижимает пальцы к губам, словно затерявшись в воспоминаниях.

— Он сказал, что да. Что никогда не переставал.

— Никогда? — уточняю я.

Её лицо заливает румянец.

— Когда нам было двадцать один. Лето после выпуска. Мы с Домом расстались. У меня была стажировка в Нью-Йорке, у Джоша тоже. И мы просто… нашли друг друга. Два месяца любви.

Она снова замолкает, и я понимаю, как трудно ей говорить об этом. Вспоминать их роман, теперь, когда его больше нет.

— Потом я узнала, что беременна. И по срокам… это должен был быть ребёнок Дома. Я была уже слишком далеко.

Она замолкает, а потом добавляет:

— Но знаешь, что самое странное? Я и не хотела, чтобы это был Джош.

— Почему?

Она проводит пальцем по соединениям кусочков пазла.

— Потому что я боялась.

— Чего? — Я давлю, потому что мне нужно знать.

Розалин всё ещё улыбается своей печальной улыбкой, но продолжает:

— Боялась, насколько свободен был твой брат. В жизни. Во всём. Он хотел путешествовать по миру. Я знала, что он меня любит. Но я боялась, что если скажу ему о беременности, и что это не его ребёнок, он уйдёт. Или наоборот, что он бросит все свои мечты и останется. И я спрашивала себя: если он останется, сможет ли он с этим справиться? Как бы я ни вертела ситуацию, я не видела будущего с Джошем.