Я не позволяю себе осознать, что делаю. Просто смотрю в окно на пейзаж Аляски. Только этот жест соединяет нас.

Под моей ладонью его напряжённые пальцы чуть расслабляются. А потом он переворачивает руку и сплетает наши пальцы.

Мы держимся друг за друга молча, пока самолёт взмывает в воздух, и не разжимаем рук все сорок пять минут, пока летим туда, где ждёт последнее прощание с Джошем.

Мы собираемся сказать «прощай».

Мысль сжимает мои лёгкие, словно десятки туго натянутых резинок. Я вспоминаю дыхательные упражнения, которые дала мне врач, и стараюсь переключить внимание на что-то более успокаивающее.

Например, на слова Мэри о том, что я сильная, раз решилась на этот шаг в процессе проживания утраты.

На то, что я смогла обучить своего начальника и его заместителя выполнять все важные аспекты моей работы. Начало было медленным, но теперь они справляются, а я могу взять отпуск.

На обручальное кольцо, мнение о котором Карлайл спрашивал у меня и Тулы.

На стол для пазлов, которым Адам хотел меня удивить на день рождения, но оказался слишком нетерпелив и проболтался. Через пару недель он с Картером приедет, чтобы привезти его лично.

На руку Дома. На ощущение его знакомых пальцев в моих. На то, как до сих пор помню каждое его прикосновение к самым интимным частям меня, хотя прошло уже почти год с тех пор, как мы были вместе.

Он — моё утешение. Лучше любого другого. Его большой палец медленно поглаживает мои костяшки. Его присутствие рядом кажется надёжным, когда этот самолёт кажется таким хрупким. Он тот, кто останется рядом, когда этот момент — неизбежно болезненный — настанет.

Не думай об этом. Пока нет.

Но единственное, что может отвлечь меня от мыслей о брате, — его лучший друг. Мужчина, в которого я влюбилась дважды.

Это была ошибка оба раза? Он снова меня ранит? Будет ли боль сильнее, чем та, что я испытываю сейчас, живя без него? Размышления о собственных ошибках царапают моё горло, мешая дышать, и я снова ищу спасения в воспоминаниях.

Как тяну руку в тёмной пещере, освещённой светлячками, и Дом переплетает свои пальцы с моими. Как восхищаюсь солнечным светом, пробивающимся сквозь заснеженное окно, и тем, как он ложится на его кожу. Как зарываюсь в объятия, сквозь мягкую ткань худи ощущая тепло его широкой груди.

У меня сжимается живот, и я понимаю, что мы идём на посадку. Самолёт направляется к белоснежной равнине, которая, вероятно, и есть ледник. Пилот всё это время говорил с нами по гарнитуре, но я не слышала ни слова.

Рука Дома крепче сжимает мою, и я отвечаю тем же, возобновляя дыхательные упражнения.

Последнее прощание. Не думай об этом.

Последнее, что осталось от Джоша. Не думай об этом.

Самолёт приземляется без проблем, а остальные пассажиры возбуждённо переговариваются.

Для них это весело. Конечно, весело. Это место потрясающе. Уникальный опыт, который выпадает раз в жизни.

А жизнь Джоша закончилась, так и не дав ему увидеть это.

На дрожащих ногах я выбираюсь из самолёта. Дом кладёт руку мне на локоть, будто чувствуя мою неустойчивость.

— Как ты? — спрашивает он. И я понимаю, что это первые слова, которые он сказал мне за весь день. Мы почти не разговаривали за эту поездку.

— Я…

Но слов не хватает. Мне страшно даже пытаться назвать то, что я чувствую. Есть тонкая оболочка онемения, удерживающая меня в целости. Её поверхность может треснуть в любой момент. Нужно двигаться осторожно, чтобы не развалиться.

Дом коротко кивает, будто понимает.

Может, так и есть.

— Пройдёмся, — говорит он. — У нас есть немного времени.

Но не вечность. Гид предупредил, что мы должны вернуться через двадцать минут.

Двадцать минут — и всё закончится.

Двадцать минут — и моего брата больше не будет.

Дом помогает мне закинуть рюкзак на плечи. Я даже не заметила, что всё ещё крепко его обнимаю. Держусь за Джоша, пока он ещё со мной. Последнее прощание. Это последнее прощание.

Воздух здесь холодный, сухой. Он обжигает мне ноздри, когда я вдыхаю, но не приносит облегчения. Мы отдаляемся от группы, и я не поднимаю глаз от своих ботинок. Должна бы. Должна разглядеть это место, оценить его красоту. Но часть меня боится, что как только я по-настоящему увижу его — последнее место, куда хотел попасть мой брат, — всё, что осталось от Джоша, исчезнет.

Дом останавливается, и я тоже. Он кладёт тяжёлые руки мне на плечи, разворачивая к себе.

— Посмотри на меня, Мэдди.