Ну… даже если мне понравилось чувствовать его мускулистую спину, прижатую к моей груди.

Может, я стану достаточно сильной, чтобы пройти девяносто процентов пути, а потом он понесёт меня оставшиеся десять.

По-моему, это честно.

— Не форсируй, — Джереми смотрит на меня с беспокойством. — Дыши спокойно. Не захлебнись собственными лёгкими.

Я закатываю глаза и стараюсь не ненавидеть своего друга за его спортивную форму. Он бегает марафоны. Ради удовольствия.

По-моему, это какое-то извращение.

— Ты за этим следишь.

Я размахиваю ингалятором перед его носом, а потом ставлю его в подстаканник беговой дорожки рядом со степпером. Знаю, что Джереми собирается отправиться на свою очередную пробежку в какое-то непостижимое количество километров, пока я выясняю, сколько этажей смогу преодолеть.

Спустя полчаса я истекаю потом из каждой поры, проклиная каждый клочок земли, который осмелился приподняться над уровнем моря. Мои ноги подгибаются на последнем шаге. А Джереми продолжает бежать и смеяться над моими красочными ругательствами, как будто у него запасные лёгкие.

И что удивительно — я так и не воспользовалась ингалятором. Конечно, я делала частые паузы, когда начинала хрипеть, но каждый раз, выполняя дыхательные упражнения, которым меня научил специалист, я постепенно успокаивалась и снова возвращалась на этот адский тренажёр. Возможно, стоит поблагодарить за это ещё и высокогорную маску, которую я ношу по нескольку часов в день, чтобы укрепить дыхательные пути.

Эта штука плотно облегает нос и рот, ограничивая поступление воздуха и заставляя меня выглядеть, как Бейн из Тёмного рыцаря. Обычно я надеваю её, когда отвечаю на раздражающие письма, представляя, что уничтожаю Готэм, а не отвечаю на один и тот же тупой вопрос в пятидесятый раз. На прошлой неделе я случайно оставила маску на лице во время Zoom-звонка с Памелой, и она завизжала.

Я извинилась. Но вообще-то ни капли не жалею — теперь мне легче дышать.

Но сегодня я дошла до предела.

Я думаю, Дом был бы горд. Я бы даже отправила ему селфи с этим маленьким достижением, если бы не чувствовала себя болотным монстром, вылезшим из лужи пота. Да и Джереми наверняка поинтересовался бы, кому я пишу.

Я до сих пор не сказала ему и Туле, с кем путешествую.

Сначала я просто не хотела признавать само существование Дома. Если бы они узнали, что я езжу с лучшим другом Джоша, они спрашивали бы о нём после каждой поездки. Было проще отвлекать их сувенирами и рассказами о местах, которые я посетила.

Потом, когда я осознала, как сильно Дом всё ещё на меня влияет, мне не хотелось обсуждать его с друзьями, потому что пришлось бы рассказать всю историю. А в своей сути эта история — просто глупая девятнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в неподходящего парня.

Они бы посочувствовали. Но в итоге сказали бы, что мне пора оставить его в прошлом.

Я и сама это знала.

Или, может, они бы сказали, что у меня есть полное право злиться.

А это тоже плохо. Потому что тогда пришлось бы признать, что Дом действительно поступил ужасно.

Я не хотела, чтобы мне говорили, что мои чувства неправильны.

Но я также не хотела, чтобы мне говорили, что они правильные.

Я просто… не хотела думать о нём.

Но теперь… Теперь я не знаю, как говорить о Доме, после того как столько времени скрывала его.

Как сказать своим потрясающим друзьям, что я врала им с того самого дня, когда умер мой брат?

Решение в стиле Мэдди: никак.

Просто великолепная эмоциональная зрелость.

Но как бы ни пылало между мной и Домом сейчас, я знаю, что это закончится, когда сгорит топливо нашей общей миссии.

Мы поможем друг другу завершить эти последние поездки. А потом, после Аляски, оставим позади не только смерть моего брата, но и друг друга.

Я буду изредка писать Дому, чтобы проверить, как он, потому что именно так поступил бы Джош.

И всё будет хорошо. Просто прекрасно. Я абсолютно в порядке.

Но в данный момент я умираю на полу спортзала.

— Ты справляешься отлично, Мэдди! А теперь пробеги пару километров, и на этом день можно считать завершённым! — кричит Джереми поверх ритмичного шлёпания своих кроссовок по беговой дорожке.

— Пошёл ты, — стону я, выдавая максимально зрелый ответ, раскинувшись звёздочкой на полу спортзала в нашем жилом комплексе. — Если я сделаю хоть что-то ещё, мне придётся ползти в свою квартиру. Хотя, кажется, это меня ждёт в любом случае. У меня больше нет ног. Только призрачные воспоминания о них.

— Ладно. — Джереми кивает в сторону зоны у входа, где нет тренажёров и гантелей, зато лежат мягкие маты. — Потянись, чтобы завтра не мучиться от судорог. Я закончу через десять минут.

Я издаю непереводимый звук, а потом принимаю решение перекатываться в сторону мата, а не вставать на ноги. Какая разница, если я выгляжу как гигантская слизня? Всё равно в спортзале кроме нас никого нет.