И в этот момент громыхнула дверь.

Марина стояла на пороге, с зонтом в руке и контейнером с ужином. Капли дождя стекали по её лицу, смешиваясь со слезами.

— Марина… — Алексей отпрянул, но было поздно.

Она не кричала. Не бросала контейнер. Просто повернулась и ушла, оставив дверь распахнутой. Холодный ветер ворвался внутрь, унося последние обломки доверия.

— Ты доволен? — Кира поправила смятое платье, улыбаясь. — Теперь она никогда не поверит тебе.

Алексей схватил её за руку, голос хриплый от ярости:

— Это ты всё подстроила. Ты знала, что она придёт!

— Я лишь показала ей правду, — она высвободилась. — Тыхотелэтого.

Он бросился за Мариной, но её след давно растворился в ливне.

Дома горел свет. На столе лежало кольцо — то самое, с гравировкой «Сквозь трещины». Рядом — фотография Полины, перечёркнутая красным маркером.

— Марина, прошу, дай объяснить! — он вломился в спальню, но комната была пуста. Шкафы распахнуты, чемоданы исчезли.

На зеркале губной помадой было выведено:

«Ты разбил нас. Теперь живи с осколками».

Глава 14. В пустоте

«Иногда прощение — это не финал, а тихий закат, после которого уже не будет рассвета»

Конверт с документами о разводе пришёл по почте. Алексей разорвал его, но собрал обрывки ночью, склеивая скотчем, как когда-то склеивал вазу. В графе «Причины» Марина написала: «Непримиримые разногласия». Он смеялся, пока слёзы не размыли чернила.

Первая неделя — тишина. Вторая — телефонный звонок. Полина, сквозь шум ветра:

— Пап, мы живём у моря! Тут чайки кричат громче твоих машин!

Он умолял поговорить с Мариной, но в трубке звучал щелчок.

Полина звонила раз в неделю. Рассказывала о школе у маяка, о ракушках, которые собирает в ведро, о том, как мама учит её фотографировать волны.

— Мама говорит, ты занят мостом, — как-то обронила она.

— Это не правда, — Алексей сжал телефон. — Я думаю только о вас.

Марина не брала трубку, но иногда он слышал её шаги на фоне. Однажды — шёпот: «Полина, хватит».

Алексей начал коллекционировать открытки. Полина рисовала их фломастерами: рыжий кот у их дома, маяк с трещиной, мама в платье цвета морской пены. На обороте — штампы: «Самое синее море», «Город ветров». Все названия вымышленные.

Полина перестала говорить о море. Вместо этого — тихие «нормально» и «скучно».

— Мама плачет по ночам, — прошептала она однажды. — Говорит, что ты нас больше не любишь.

— Это неправда! — он ударил кулаком по стене. — Скажи ей…

Щелчок. Марина оборвала звонок.

Алексей стоял на готовом мосту, когда телефон завибрировал. Полина, задыхаясь:

— Пап, мама упала с лестницы… Её забрала скорая… Я одна…

— Где ты?! — крикнул он, но связь прервалась.

В трубке остался лишь шум прибоя и детский плач.

Бабушка позвонила в четыре утра. Алексей, привыкший к ночным кошмарам, схватил трубку с дрожью в пальцах.

— Больница № 12, — голос старухи был как наждак. — Марина попросила не звонить, но… Полина плачет.

Он мчался по пустым улицам, повторяя про себя: «Успею. На этот раз успею». Полгода назад он потерял их. Сегодня хотел вернуть хотя бы частичку.

Палата пахла антисептиком и детским страхом. Полина спала, прижав к груди потрёпанного плюшевого дельфина — подарок на её пятый день рождения. Марина сидела у окна, в синем халате, с перебинтованной рукой. На столе — документы с печатью.

— Упала с лестницы, пока несла коробку с твоими старыми вещами, — сказала она, не оборачиваясь. — Полина пыталась помочь.

Он шагнул к дочери, но Марина резко встала, заслонив кровать:

— Не трогай её. Ты потерял это право.

— Я… — он потянулся к её руке, но она отдернулась, словно от огня.

— Подпиши. Или я исчезну навсегда. — Она бросила на стол папку. — Даже бабушка не узнает, где мы.

Глава 15. Осколки памяти

«Смерть свела их на краю пропасти, которую они так и не смогли перейти. Иногда последний мост между людьми — это гроб, накрытый цветами»

Дождь лил как из ведра, превращая кладбищенскую землю в грязное месиво. Алексей стоял под чёрным зонтом, наблюдая, как гроб опускают в яму. Марина держала Полину за руку, её лицо скрывала вуаль, но по тому, как дрожали её пальцы, он понял: она плачет. Бабушка лежала в гробу в своём любимом сиреневом платье, с венком из полевых ромашек. Такими же она когда-то украшала их свадебный стол.