Шрифт:
Любящая мать и жена.
— Я видела ее сегодня, — прошептала я, как будто это был скорее секрет, чем факт. — Маленькую Киру, — у меня не хватало духу сказать ей, что он изменил ее имя. Моя мать умерла, а я все еще хотела сделать ее счастливой. — Она такая красивая, мама… — я фыркнула, вытирая слезы, и посмотрела на отца, сидящего рядом с ней. — Прости, папа, но она похожа на мамину родню. У нее роскошные рыжие волосы и зеленые глаза. Клянусь, гены Холлисов, должно быть, очень сильны, потому что ее отец… — мой голос прервался. Я даже не могла произнести его имя без ощущения, что меня сбивает грузовик.
Прочистив горло, я продолжила.
— В любом случае. Я стараюсь не надеяться, потому что знаю, что это будет длинный путь. Но, Боже, я хочу быть частью ее жизни. Я так много хочу дать ей, так многому хочу научить, — эмоции снова забили мне горло. — Но больше всего я хочу, чтобы у нее была мама. Мне было так тяжело расти без тебя. Не обижайся, дедушка, — я хмыкнула глядя на ряд могил. — Я не хочу, чтобы ей было еще труднее, чем сейчас. Думаю, именно об этом я больше всего и беспокоюсь. Что, если я причиняю ей еще большую боль? Кажется, ей хорошо с ним. Что, если она не захочет меня?
Ясный, как ночное небо, голос матери прозвучал в моей голове: — А что, если она захочет?
Я не верила в призраков или послания из могилы. Я точно знала откуда было это послание,
и почему я услышала его так отчетливо. Это был тот же совет, который она дала мне, когда мне было шесть лет, после того как я сказала ей, что хочу попросить Шелби Райт стать моей лучшей подругой. Мой отец записал этот разговор на свою новую видеокамеру. Это было одно из немногих исключений, которые он сделал для техники в нашем доме. После их смерти я несколько лет каждый вечер смотрела это видео, мучая себя воспоминаниями. И в нем, когда маленькая испуганная шестилетняя девочка смотрела на маму, спрашивая, что если Шелби не захочет быть ее лучшей подругой, мама заправляла мне за ухо прядь волос, а потом просто отвечала: «А что если захочет?
Она была права. Даже сейчас это был правильный совет.
Если я нужна Розали, ничто не помешает мне быть рядом с ней.
— Я все исправлю, — сказал я им всем, прежде чем повторить про себя. — Я могу все исправить.
Поцеловав пальцы, я коснулась каждого надгробия, и позволила пальцам задержаться на Уиллоу чуть дольше, чем на остальных. За последние несколько лет наши отношения ухудшились так быстро, что казалось, будто прошла целая вечность с тех пор, как мы в последний раз разговаривали без криков. Но осознание того, что кто-то ушел навсегда, а не просто извинился и позвонил, делало тоску невыносимой. Я скучала по ней.
Мне всегда будет ее не хватать.
— Я люблю тебя, — прошептала я, прежде чем вернуться к
Бет. Я знала, что должна сделать, и это будет нелегко.
Мне нужно принимать по одной очень удобной секунде за раз. И эти секунды начались с Кейвена Ханта.
Сердце заколотилось в горле, когда я скользнул в машину Бет, но теперь по моим венам побежала решимость.
— Мне нужна услуга.
Глава 12
Кейвен
Свет был тусклым, только одна лампа рядом с моей кроватью освещала спальню. Я сидел тут уже больше часа, пока Розали спала рядом со мной. Кровать у меня была двухспальная, но из-за того, как близко она спала прижавшись ко мне, мы могли бы поделить и односпальную. Я мысленно перебирал в памяти прошедший день, и одержимо рассматривал в телефоне сделанные мной фотографии Хэдли.
Это было безумие.
После всех тех лет, когда мы гадали, куда она делась.
Все эти годы я пытался забыть ее.
Все эти годы я притворялся, что ее никогда не существовало.
Но теперь Хэдли Бэнкс на фотографиях в моем телефоне. Я увеличивал и уменьшал изображение, словно детектив в поисках улик. Только тайну того, где была Хэдли и почему она вернулась, нельзя было разгадать с помощью нескольких размытых снимков.
Перед отъездом Даг пообещал мне, что сделает все возможное, чтобы Хэдли не смогла добраться Розали. Но в глубине души я понимал, что если она будет бороться за то, чтобы участвовать в жизни моей дочери, то я ничего не смогу сделать, чтобы остановить ее. Эта мысль разъедала мою душу.
Конечно, я мог бы побороться с ней. Ни один достойный судья, не отдаст Розали незнакомой женщине. В конце концов, это я ее вырастил.
Тот, кто расцеловал все бо-бо.
Тот, кто держал ее на руках два дня подряд, когда она заболела ротавирусной инфекцией.
Тот, кого она звала, когда ей было страшно, весело или грустно.
Я был ее родителем — ее единственным родитель.
Но мне не нужно иметь юридическое образование, чтобы знать, что суды всегда отдавали предпочтение матерям.
Если Хэдли продержится достаточно долго, найдется судья, который будет рассматривать меня как просто ее отца — второсортного гражданина в родительстве.
Хэдли никогда не вносила в жизнь моей дочери ничего, кроме матки, но у нее уже было преимущество, потому что она была ее матерью — положение, которое нужно заслужить, а не назначать.
Если я не смогу остановить Хэдли до того, как она начнет действовать, однажды в недалеком будущем я потеряю свою маленькую девочку. Я чувствовал это нутром, и это чертовски пугало меня.