За свои тридцать три года я пережил такой ад, о котором многие и мечтать не могли. Но потерять ее? Этого я бы не пережил.

Я как раз приближал очередную картинку, когда в верхней части экрана появилось сообщение.

Неизвестный: Привет, это Хэдли. Есть ли у меня шанс убедить тебя поговорить со мной без копов и адвокатов?

Моя челюсть отвисла, когда адреналин зажег мое уставшее тело. Четыре долбаных года она была призраком, а потом просто, появилась в моем доме и теперь переписывается со мной, словно мы старые друзья? Как, черт возьми, она вообще узнала мой номер?

Я: Ты что, издеваешься мной?

Хэдли: Нет. Нам нужно поговорить. Я могу прийти к вам, если так будет удобнее.

Я бросил взгляд на свой телефон. Из какой психиатрической лечебницы сбежала эта сумасшедшая? Всего несколько часов назад полиция выдворила ее с моей территории, а теперь она хочет прийти ко мне? Серьезно?

Утром я первым делом попрошу Дага подать срочный запретительный судебный приказ. Эта женщина была просто помешана.

Я: И о чем, черт возьми по-твоему, мы должны говорить?

Хэдли: Нам нужно обсудить нашего четырехлетнего ребенка.

Я: К черту. Это мой ребенок. Не твой…

Хэдли: Но нам все равно нужно поговорить о ней.

Я: Тогда свяжись с моими адвокатами. У тебя было девять месяцев, пока ты была беременна, чтобы поговорить со мной. Потом еще четыре года после того, как ты отдала мою дочь проститутке. Твое время для разговора прошло. Удали мой номер и сделай нам всем одолжение — исчезни снова.

Я ждал ее сообщение затаив дыхание, пока мои легкие не начали гореть.

Хэдли: Ты прав. Я ошиблась.

Она ошиблась? Она ошиблась, черт возьми?

Ошибиться — это опоздать на ужин или запереть ключи в машине. Но то, что она сделала, даже отдаленно не относилось к разряду ошибок.

Я: Думаю, тебе нужно пройти психиатрическую экспертизу.

Хэдли: У меня она есть. Мой адвокат должен отправить его вашей юридической команде первым делом утром. Я также прошла тест ДНК, полное медицинское обследование и проверку биографии. Мне нечего скрывать, Кейвен. Я просто хочу объясниться.

Я: Извини. Но у меня нет четырех лет, чтобы тратить их на это бесполезное путешествие по дорожкам памяти.

Хэдли: Я понимаю. Ты меня ненавидишь. Я даже не могу тебя за это винить. У меня нет права ничего у тебя просить. Но если ты уделишь мне несколько минут своего времени, я объясню, что произошло той ночью, когда я сбежала из твоей квартиры, и когда я приняла решение оставить её с тобой. И самое главное, почему я отсутствовала так долго.

Я перечитал это сообщение, наверное, сотню раз. Мне не следовало этого делать. Мне следовало выключить телефон, положить его на тумбочку, проснуться на следующее утро, сменить номер и подать в суд на запрет.

Но какая-то часть меня отчаянно хотела послушать её.

Она не могла сказать ничего такого, что могло бы изменить мое мнение о ней. Но мое мнение не имело значения. Если она захотела объяснить мне, почему она украла мои вещи и бросила моего ребенка, я бы с удовольствием послушал.

И судьба тоже это послушает.

Я: Американская закусочная на углу Брод и Парк. Встретимся там через тридцать минут.

Хэдли: Спасибо.

Завтра утром, когда копы появятся у ее двери, она не будет меня благодарить. Но я все равно отпраздную эту победу.

Напечатав сообщение Алехандре, с просьбой прийти в главный дом, я выбрался из-под руки Розали и приготовился к войне.

Я увидел ее, как только открыл дверь в закусочную. Она незаметно притаилась в дальнем углу, но, как мотылек на пламя, мой взгляд мгновенно притянулся к ней. Трудно было не заметить такую женщину, как Хэдли. Каждый мужчина, вошедший в двери за те тридцать минут, что я намеренно заставлял ее ждать, несомненно, тоже обратили на нее внимание. Она была просто сногсшибательна.

К сожалению, Хэдли никогда не была никем иным, как черной вдовой, которая только и ждет, чтобы впрыснуть свой яд в мою жизнь.

Я нажал на запись на своем мобильном телефоне, когда подошел ближе, и ее изумрудно-зеленые глаза проследили за моим движением. Я чертовски ненавидел то, как облегчение отразилось на ее лицо, словно она ждала, что я не приду.

Она не заслужила ни секунды облегчения, и мне захотелось развернуться и уйти, чтобы позлить ее. Но я не оставлял свою дочь одну в постели в день ее рождения, чтобы взять кусок пирога в местной закусочной.