– Я понял. Увидимся через десять минут.

– Спасибо, Лен.

Десять минут спустя объявляют мое имя, а я все еще суечусь за кулисами, чувствуя, как у меня разрывается сердце. Все, о чем я могу думать, это о нем и о том, будет ли он здесь сегодня вечером - о его лице, скрытом тенью в толпе, как он будет смотреть мой танец, упиваться моими изгибами, моими движениями, моей кожей.

Закажет приватный танец.

Будет ждать меня в VIP-люксе после шоу, чтобы я могла избавиться от этого болезненного влечения раз и навсегда.

Я не знаю, Айзек ли он. Я не знаю, готовлюсь ли я к сокрушительному разочарованию или траектория моей жизни вот-вот изменится.

Часть меня говорит, что это он.

Часть меня говорит, что он никогда бы так не поступил.

Айзек не стал бы так надо мной издеваться, он не стал бы разрывать все мои только что соединенные кусочки с помощью игр и исчезновений. Если он жив, значит, он знает, как мне больно и как мне его не хватает. И Айзек, которого я знаю, - настоящий Айзек - наконец-то заключит меня в свои объятия и будет держать, пока я не освобожусь от этого последнего, болезненного груза мыслей о том, что отправила его в могилу.

Я просто не знаю, какая часть меня права.

Толпа приходит в неистовство, когда я выхожу на сцену и изображаю на лице кокетливую улыбку. Когда я расстегиваю первую пуговицу на своем лабораторном халате, начинает звучать песня.

Хлопки и свист становятся фоновым шумом. Звук стихает, пока мои глаза сканируют толпу. Так много лиц, но ни одно из них не принадлежит ему. Я стараюсь не выдать своего огорчения, шагая вперед и расстегивая очередную пуговицу, пока к моим ногам бросают долларовые купюры.

Музыка проникает в мои уши.

Сначала я не узнаю песню. Голос певца обработан, мелодия искажена, а я погружена в себя, чтобы быстро уловить мелодию. Звучат глубокие, эротичные басы, побуждая мое тело раскачиваться, когда я тянусь к шесту.

Но потом…

Я слышу это.

Осознание бьет мне в грудь.

Пока она не становится всем, что я слышу.

Застыв на месте, я обхватываю рукой столб, костяшки пальцев белеют. Сердце отскакивает от ребер, как шарик от кеглей в старом автомате. Пульс отдается в висках, ушах, горле.

Это кавер на песню «The Scientist».

Я не могу дышать.

Все вокруг меня расплывается. Толпа, свет, хлопки. Силы покидают меня, как в замедленной съемке. Я чувствую, как у меня дрожат ноги, дыхание становится все более частым и поверхностным.

Песня продолжается, я мысленно возвращаюсь в прошлое, и что-то внутри меня обрывается.

Увядает. Умирает.

Я не могу набрать воздуха, вглядываясь в море размытых лиц. Толпу охватывает замешательство, аплодисменты стихают, люди оглядываются по сторонам.

Я моргаю снова и снова, пытаясь прогнать пелену с глаз, в то время как моя грудь словно скована, и дыхательные пути сужаются от удушья. Голос Хранителя времени звучит в моих ушах как зловещая колыбельная.

– Это твоя любимая песня. Я подумал, что этот момент заслуживает саундтрека.

Я снова там.

Я в той стерильной комнате, вынужденная принимать решение, пока Айзек борется со своими путами и умоляет меня выбрать его.

Довериться ему.

Спасти его.

И тут … Мне кажется, я кого-то вижу.

Хранителя времени.

Он идет сквозь толпу людей, приближаясь к сцене. Он выследил меня. Он нашел меня. Два разных глаза сверкают дьявольской радостью, когда он поправляет свой галстук-бабочку и наблюдает за мной от края сцены. Он протягивает ко мне руки, как будто ждет, что я подбегу к нему.

Как будто он хочет, чтобы я вернулась домой.

Нет…

Мир вокруг меня искажается. Моя рука взлетает вверх, чтобы схватиться за шею, потому что кислорода не хватает. Я скребу и царапаю. Паника охватывает меня, тело и разум, а затем образ моего похитителя меняется.

В мгновение ока… он исчезает.

Просто обычный мужчина стоит и смотрит на меня, пока я разваливаюсь на части.

Я теряю контроль над реальностью. Это была дымовая завеса, разрушительный мираж. Его здесь нет, но комната уже кружится.

Закручивается воронкой. Вращается.

Ноги подкашиваются, и я падаю.

В ушах раздается глухой удар, когда я ударяюсь затылком о сцену, и до меня доносится отдаленный гул встревоженных голосов. Мои веки трепещут на грани потери сознания. Я смутно ощущаю приближающиеся шаги, твердые подошвы стучат по сцене, и надо мной склоняется фигура.