Шрифт:
Я замечаю его - он стремительно движется по периметру клуба, что-то доставая из кармана.
Я хочу окликнуть его, но не знаю имени. Я хочу кричать, вопить, умолять его вернуться, спросить, кто он и чего хочет.
Перестать убегать.
Перестать прятаться.
Но он не оглядывается.
Держась за перила, я судорожно выдыхаю, глаза затуманиваются. Два слога вырываются сдавленным шепотом, когда я смотрю, как он выхолит в боковую дверь и исчезает в ночи.
– Айзек?
ГЛАВА 40
Дверь за мной с грохотом закрывается, заглушая музыку внутри. Через несколько секунд я исчезаю в темноте, зажав сигарету между губами и вдыхая никотиновый дым так, словно это первый вдох за последние несколько дней.
– Черт… - бормочу я на выдохе.
– Я почти сделал это.
Пристально глядя на выход, я жду, когда появится эта грива диких кудрей. В любую минуту она набросится на меня. Задаст тысячу вопросов, требующих ответов. Она будет изматывать меня, пока я не расскажу ей все, в чем не хочу признаваться.
Эту работу должен делать кто-то другой.
Это не должен быть я.
Это должен быть я.
Давление нарастает в моей груди, пока не становится трудно дышать. Причины, по которым я пришел, не включают в себя разговор с ней. Я мог бы легко держаться от нее на расстоянии вытянутой руки, и она никогда бы не узнала. Но наблюдать за тем, как она танцует - источая эту опьяняющую сексуальность, владея своим телом, - меня заводит. Настолько, что в минуту слабости я выложил шесть сотен за отдельную комнату и час ее времени.
А потом реальность навалилась на меня, и я исчез.
Я бы предпочел не анализировать это.
К тому времени, как моя сигарета превращается в обгоревший окурок, она так и не появляется.
У меня дрожат руки, как будто я целый год обходился без дозы.
Да. Я в полной заднице.
Каждый раз, когда она оказывалась рядом, я терял дар речи, так что главный вопрос заключается в том, способен ли я вообще говорить с ней так, как она ожидает. Мне нужна стена, чтобы вести интимную беседу с другим человеком?
Возможно.
Мысль о том, чтобы открыться без этого барьера между нами, вызывает у меня тошноту. Тогда это ничем хорошим не закончилось, так почему же сейчас должно быть иначе, когда я даже не уверен, что способен на такую связь?
Таннер считает, что прошедший год повлиял на мою психику, заставил меня немного свихнуться. Но это побочный эффект того, что я отрезал себя от общества и последовал за психопатом в глубины преступного мира.
Под землей есть лабиринт, где монстры процветают прямо под носом у общества. А на охоту вы идете туда, где живет ваша добыча. И становитесь похожим на нее. Возможно, если бы я был более сильным человеком, более привычным к свету, я мог бы одевать этот камуфляж на время, а на следующий день сбрасывать его. Но я был рожден во тьме, и когда она увидела, что я возвращаюсь домой, то раскрыла свои объятия и с радостью приняла меня обратно.
Мне стало еще труднее вспомнить, как существовать среди обычных людей. У меня никогда не получалось, а теперь я даже не знаю, с чего начать. Как завязать обычный разговор.
Что я должен сделать, подойти и представиться?
Возможно, она думает, что я - то, что ей нужно, но не уверен, что ей понравится то, что она обнаружит.
Я достаю из пачки еще одну сигарету, погружаясь в пучину сожалений и ненависти к себе, когда что-то вибрирует у меня на бедре. Раздражение. Мой чертов телефон.
Мне не нужно гадать, кто звонит - этот номер есть только у одного человека.
Достав телефон из переднего кармана, я подношу его к уху, не отрывая взгляда от облупившейся черной краски задней двери.
– Что?
– Перестань рычать. Ты бы скучал по мне, если бы я не звонил.
Мои плечи расслабляются.
– Я сказал одно слово. Как это может быть рычанием?
– Все дело в тоне, Портер. Ты говоришь, как рассерженный подросток.
Я бросаю окурок на землю и давлю его каблуком.
– Отвали, я работаю, - бодро произносит мой голос.
– Преследование бывшей модели сложно назвать работой.
– Я ее не преследую.
– Скажи это запретительному ордеру, которым она тебя прихлопнет, если ты не объяснишься с ней в ближайшее время.
– Я выше этого.
– Я не говорю ему, что чуть не сделал это сегодня. Как рушится моя решимость каждый раз, когда я оказываюсь рядом с ней.
– Она не знает, что я здесь.
Да, я полон дерьма.
– Дай мне поговорить с ней. Или сам расскажи ей правду. Эта женщина не отпускает меня с крючка, потому что я не могу дать ей ответы, когда она чертовски хорошо понимает, что что-то происходит. Она не идиотка.