В письме к своей жене Вайсгербер между тем описал, как в Лилле свободно текло вино: "Наша война всё же прекрасна. Но каждый день мы видим и слышим немного настоящей войны". Лилль был настолько забит немецкими солдатами, что солдаты из роты Гитлера в первую ночь в городе должны были спать под открытым небом:

Мы провели ночь во внутреннем дворе биржи. Великолепное здание было оставлено неоконченным. Так как мы должны были укладываться на ночлег со всем своим снаряжением – мы были в боевой готовности – и поскольку было страшно холодно на булыжниках, я не спал ни мгновения. На следующий день мы сменили своё расположение. На этот раз мы были помещены в очень большое стеклянное здание. Здесь не было недостатка воздуха, совсем наоборот, поскольку остались целыми только железные рамы. Разрыв немецких снарядов вдребезги разбил стекло на миллионы фрагментов.

Ночью Гитлер пел вместе со своими братьями по оружию. Днём у него был шанс исследовать своё новое окружение: "В течение дня у нас было небольшое учение, мы посетили город и восхищались огромной армейской машиной, которая оставила свой отпечаток на всём Лилле и теперь катилась перед нашими глазами гигантскими колоннами".

Во время третьей ночи Гитлера в Лилле солдат полка Листа внезапно разбудили. "Никто не знал точно, что происходит, но мы все верили, что это своего рода тренировка. Это была очень тёмная ночь", - писал Гитлер. Вскоре Гитлер и его братья по оружию осознали, что это было по-настоящему – их, наконец, отправляют на фронт. Однако прежде чем они могли покинуть город и начать марш к бельгийской границе в направлении Ипра, у них произошла задержка. Причиной было то, что несколько подразделений заблудились по пути к месту сбора.

Как вскоре довелось узнать солдатам полка, в то время как они не должны были направиться в Англию, на что надеялись Гитлер и Вайсгербер, по крайней мере, они встретятся с Британскими экспедиционными силами. В боевом приказе в конце октября баварский кронпринц Руппрехт сказал солдатам 6-й Армии, к которой принадлежал Гитлер, кто был их противник, если у них имелись какие-то сомнения:

Солдаты Шестой армии! У нас теперь также есть удовольствие видеть перед собой англичан, фронтовых солдат этой нации, чья зависть на протяжении многих лет усердно работала, чтобы окружить нас кольцом врагом, чтобы задушить нас. Главным образом из-за Англии у нас эта кровавая, ужасная война… добьёмся же расплаты за такое враждебное коварство, за множество тяжких потерь!

Задачей полка Листа было временно присоединиться к 54-й запасной дивизии (Вюртемберг) и поддержать нападение на британские позиции вокруг фламандского города Ипр, как раз к северу от бельгийско-французской границы, в попытке прорваться к Ипру в том, что позже станет известно как Первая Битва при Ипре, или попросту 1-й Ипр.

Ипр был знаменит своей средневековой красотой, но давно стал тихим провинциальным городом. В стратегическом смысле, однако, успешный прорыв под Ипром, позволил бы немцам выиграть то, что должно было стать известным как "гонка к морю". Немецкий план стремительно пройти через Бельгию, как единственный хороший и жизнеспособный естественный путь во Францию, быстро вторгнуться во Францию и победить её, прежде чем повернуться к России, остановился на правом крыле немецкой группировки вторжения в начале осени. Казалось, что всё потеряно. Тем не менее, у верховного командования Германии всё ещё была одна надежда. На дальнем конце их правого крыла находилось побережье Бельгии со слабой обороной. Расчёт был в том, что, если германские силы смогут продвинуться к Северному морю, они всё же смогут здесь прорваться, окружить войска противника и быстро продвинуться к сердцу Франции. Однако бельгийцы разрушили этот план. Они открыли шлюзы у бельгийского порта Nieuwpoort на пике прилива 27 октября (в тот день, когда солдаты RIR 16 получили свой приказ на марш в Лилле), затопив низменную территорию и закрыв шлюзы прежде, чем установился отлив. Единственной опцией, оставшейся теперь для немцев, было попробовать сделать отчаянный прорыв под Ипром, примерно в 30 километрах вглубь земли от него. И это здесь полк Листа должен был быть брошен в битву.

***

После марша в течение всего дня из Лилля в направлении фронта Гитлер всё ещё был возбуждён. Он записывал: "В 9 вечера нам выдали наши пайки".

Я не мог спать, увы. В четырёх шагах от моего соломенного матраса была мёртвая лошадь. Она выглядела так, будто была мёртвой по крайней мере в течение двух недель. Животное наполовину разложилось. Как раз позади нас батарея немецких гаубиц каждые 15 минут выпускала два снаряда над нашими головами в темноту ночи. Они продолжали реветь и свистеть в воздухе, за которыми вдали следовали два глухих удара. Все мы прислушивались к ним. Мы никогда не слышали прежде ничего подобного. И пока мы лежали, прижатые друг к другу, перешёптываясь и гладя в звёздное небо, далёкий шум становился всё ближе и ближе, и отдельные удары орудий становились всё чаще и чаще, пока, наконец, они не слились в один непрерывный гул. Каждый из нас мог чувствовать, как кровь стучит в его жилах. Нам сказали, что англичане производят одну из своих ночных атак. Неуверенные в том, что на самом деле происходит, мы все с волнением ждали следующего хода. Затем всё стало стихать, пока наконец адский грохот не остановился полностью, за исключением нашей собственной батареи, которая продолжала выплёвывать свои железные залпы в ночь каждые 15 минут.

В противоположность к послевоенному изображению полка как хорошо дисциплинированного, даже когда до фронта оставалось только несколько миль, личный состав полка Листа всё ещё не показывал никаких признаков такового. Граф Бассенхайм в отчаянии записывал: "Недисциплинированность, с готовностью приобретенная в Лехфельде, теперь находит своё выражение в том, что солдаты пытаются убивать цыплят в Ле Халуа своими штыками, всё время подвергая друг друга большому риску поранить. Я насильственно восстановил порядок и в качестве наказания заставил людей заплатить фермерам за цыплят." Позже в этот день после того, как вестовой на лошади был подстрелен и ранен, как доложили, французскими партизанами (franc-tireur), полк получил приказ по дивизии арестовать всех местных жителей в деревне, в которой они стояли в эту ночь. Солдаты полка Гитлера жаждали повесить их. Однако к разочарованию Бассенхайма и его солдат, им не было разрешено повесить их. Но почему люди RIR 16 вообще ощущали стремление заняться убийством? И насколько типичны для вооружённых сил Германии были товарищи Гитлера в этом поведении? Подтверждает ли стремление казнить бельгийских жителей деревень то, что довоенная немецкая культура и политические пристрастия поставили людей полка Листа на путь разрушения и заражения их глубоко проникающей ненавистью к своим французским и британским противникам?

Ко времени прибытия полка Листа на фронт и по контрасту с первыми неделями конфликта германские военные власти пытались ограничить эксцессы в борьбе против партизан. Они соответственно остановили солдат полка Листа от убийств подозреваемых francs-tireurs. Однако, как мы видели, зачаточное и ускоренное военное обучение людей полка Листа, полученное в Баварии, создало условия для ожидания ими столкновений с francs-tireurs, как только они вошли в зону боевых действий. В первые несколько недель войны вооружённые силы Германии в действительности использовали избыточную силу для подавления вовлечения в войну francs-tireurs или тех, кого сегодня мы можем назвать повстанцами, партизанами, нерегулярными войсками или незаконными военными формированиями. Немецкая противоповстанческая стратегия включала осуществляемые в ускоренном порядке казни незаконных комбатантов, так же как и заложников, сжигание домов подозреваемых повстанцев и депортации. Немцы также использовали щиты из живых людей в попытке не отставать от лихорадочного графика войны. При этом в каждом из по меньшей мере 130 эпизодов немецкие войска убили более десяти бельгийских или французских гражданских лиц. Большинство этих эпизодов произошло во время периода в одиннадцать дней с 18 по 28 августа, и они происходили больше в Бельгии, чем во Франции. В целом германские войска убили приблизительно 6400 гражданских лиц и разрушили от 15 до 20 тысяч зданий. Обоснованием такого жестокого подхода было предотвращение повторения событий Франко-Прусской войны 1870-1871 гг., когда примерно 60 000 francs-tireurs, или повстанцев, связали руки четверти всех немецких войск за пределами Парижа, что привело к потерям немцев до тысячи человек. В действительности, говоря объективно, германские войска в 1914 году встретились лишь с очень немногими нерегулярными войсками. Однако ожидание стычек с партизанами заставило их видеть francs-tireurs повсюду – с летальными последствиями. Во многих случаях "дружеского огня", направленного германскими войсками на другие германские войска, или в тех случаях, когда германские войска не могли определить направление огня противника, немедленно предполагалось наличие незаконных вражеских комбатантов – с разрушительными и катастрофическими результатами. В довершение всего бельгийская Garde Civique ("гражданская гвардия", или местная стража), которая была задействована особенно в первые несколько дней войны (то есть непосредственно до одиннадцатидневного периода наибольших зверств) в действительности не носила военную форму. Более того, у Garde Civique не хватало достаточного количества мундиров, нарукавных повязок и национальных кокард, чтобы отмечать новых добровольцев как даже принадлежащих к Garde Civique. Стремление солдат полка Листа ликвидировать обитателей целой деревни было, таким образом, в соответствии с германским убеждением в начале Первой мировой войны.

Причина, почему Гитлер и его товарищи не стали рядовыми исполнителями преступлений в казнях на месте или повешении гражданских лиц, состоит в одном простом факте: а именно то, что вооружённые силы Германии осознали, что ситуация вышла из-под контроля и что сообщения о поведении немцев имеют разрушительный эффект на общественное мнение в Соединённых Штатах и в других нейтральных государствах. Однако остаётся вопрос, почему товарищи Гитлера были готовы принимать участие в злодеяниях войны? И почему германские противопартизанские меры были столь жёсткими?