Реальность была весьма отличавшейся. К концу марта Шнельдорфер жаловался: "Я хотел бы, чтобы с войсками обращались немного лучше". Александр Вайсс, солдат в 16-м полку, между тем заметил: "Нет ничего приятного в смене занятий между стоянием на часах, наполнением мешков песком и работой как негр на плантации".

Их горечь не просто преобразовывалась в ненависть к британцам или французам. Была также растущая враждебность к нации, с которой баварцы в последний раз столкнулись на поле боя в 1866 году, всего за пять лет до их последнего военного столкновения с французами: к пруссакам. Эта враждебность часто забывается историками, пишущими о нелегком наследии франко-германской войны 1870-1871 гг. Анти-прусские чувства на самом деле теперь пышно расцвели, что не осталось незамеченным местным населением. Офтальмолог из Лилля поведал в своём дневнике за несколько дней до Рождества: "Недавно в кафе 'Бельвью' возникло небольшое разногласие между баварскими и прусскими офицерами. Баварцы жаловались, что их черёд занимать артиллерийские позиции наступает слишком часто. Говорят о множестве баварских дезертиров". Теперь, в начале 1915 года, люди в полку Листа всё чаще проклинали Пруссию за неприятную ситуацию, в которой они оказались. Саднящее сомнение, что война была результатом не только вероломства Британии, французского "реваншизма" и русского экспансионизма, но также и решений, принятых в Берлине, для многих на самом деле превратилось в твёрдое убеждение. После многих случаев, в которых солдаты полка Листа и его родственных полков оскорбляли, осыпали ругательствами и угрожали солдатам из не-баварских частей, солдатам полка Гитлера было сказано на ежедневных построениях в следующие три дня, что их поведение "не приличествует ни немецкому товариществу, ни репутации дивизии". Их предупредили, что если их поведение продолжится, они будут "наказаны самым серьёзным образом". Подъём анти-прусских настроений в полку Листа, который был симптоматичен как для всей баварской армии, так и для тыла, является явным свидетельством, что национальное единство после начала войны – Burgfrieden ("гражданский мир"), в котором националистические чувства преобладали над всеми другими приверженностями класса, религии или регионального происхождения, – существовало только временно и уже было приглушено. На оставшееся время военные усилия Германии должны были быть основаны на прагматических и временных альянсах, полных потенциальных противоречий.

Гитлер позже станет возлагать ответственность за анти-прусские настроения в своём полку исключительно на британские пропагандистские листовки, сбрасывавшиеся с аэропланов. Листовки говорили баварским солдатам, что война направлена исключительно на прусский милитаризм и к Баварии нет враждебных чувств. Гитлер снова не осознал, что суровость окопной жизни больше, чем превосходная британская пропаганда, приводила солдат полка Листа к дистанцированию от войны и от Пруссии. Более того, многие солдаты в полку Листа не повелись на истории и новости, нацеленные на воодушевление солдат и поддержание их боевого духа. Как писал своим родителям Алоиз Шнельдорфер, он нашёл большинство газетных описаний войны смехотворными:

Читая газеты, я обнаружил так много "нового" [и узнал], насколько прекрасна война и жизнь в окопах… Такие новости приходят главным образом от людей, находящихся в пяти часах за линией фронта, которые слышат стрельбу, спрашивают кого-либо об этом, и затем всё объясняют… как если бы они принимали участие в этом. То, что я пишу вам, представляет только часть правды, рассказы о том, как хорошо здесь идут дела у меня. Но так это происходит не каждый день.

Офицеры, такие как Вильгельм фон Люнешлосс, 52-летний командир 3-го батальона, потерявший глаз в 1-м Ипре у Гелувелт, не помогали солдатам полка чувствовать себя более свободно. Однажды он увидел солдата 16-го полка, мочившегося на подъездном пути к дому, в котором содержалась его лошадь в Фурнэ. Он потерял самообладание, схватил свой хлыст и вытянул им по спине солдата. Этот случай был лишь верхушкой айсберга в ухудшающихся взаимоотношениях между офицерами и войсками, как выявлено по свидетельствам из частей во всей Баварской армии.

Йозеф Штеттнер, солдат 16-го полка, будет позже вспоминать об этом времени: "…сырость, неописуемо скверная позиция под Фромелле и Обер превратила некогда столь гордый полк в озлобленное и ворчливое общество, которое было недовольно богом, миром и самим собой, которое исполняло свою тяжёлую службу из чувства лояльности и инстинкта выживания. Нашими главными врагами в этом положении были … вода, грязь и крысы".

Это был период, когда солдаты полка Листа и их британские оппоненты не старались противодействовать друг другу. Совсем напротив, вместо активного поиска возможностей для мщения британцам, они действовали в соответствии со стратегией "живи и дай жить другим", в большинстве случаев игнорируя друг друга, как только могли. Это поведение было характерно для всего Западного фронта, и оно было результатом осознания среди небольших воинских частей, которые продолжительное время стояли лицом друг к другу в окопах, что выгоды совместного сотрудничества перевешивали преимущества агрессии. Другими словами, солдаты поняли, что они действовали по такому правилу, что теоретики игры называют сравнительно простым случаем дилеммы заключённого в стабильных условиях, в которых поведение по принципу "услуга за услугу" предлагает наивысшие шансы на выживание: если они либо не будут стрелять вовсе, либо, когда им будет приказано стрелять, они умышленно будут стараться не целиться в солдат противостоящего противника, то шансы на то, что их оппоненты станут вести себя так же, были велики. Очень изредка солдаты полка Листа даже пытались общаться с противником через линию фронта. Однажды, например, британские солдаты стали кричать через линию фронта – между пением, свистом и музыкой на губной гармони – на безупречном немецком: "Немцы, у вас хлеб ещё есть? Сигарет хотите? А пиво у вас есть? Спойте нам!" Частично в результате этого неформального сотрудничества между сражениями было очень мало погибших. Например, как и в январе, в феврале и в апреле каждый день погибало менее одного солдата. Тем не менее потенциально каждая новая битва делала принцип "живи и дай жить другим" менее жизнеспособным. Каждое сражение приносило возможность более реальных или воображаемых случаев плохого обращения, вероломства и массовых убийств. После солнечного апреля, в котором, как писал Вайсгербер своей жене, "солдаты лежали вокруг [в окопах] полуголыми и загорали на солнце", именно такое сражение было близко.

***

Май принёс увеличение артиллерийского огня и бомбёжек с британских аэропланов, но он принёс также и уменьшение пулемётного огня. Кроме этого, он принёс великолепие мая региону вокруг Фромелле и Фурнэ, когда Западная Европа выглядит наиболее прекрасной, тем самым поднимая настроение у всех: "Чудесные весенние дни распространили редкое величие природы по нашему региону. Всё в зелени и цветёт; птицы поют и чирикают", – писал отец Норберт. Если бы не война и все эти следы разрушений, "можно было бы ощущать себя совершенно счастливыми там, где мы были".

Для солдат полка Листа 9 мая предполагался быть просто ещё одним днём "войны как обычно" с некоторыми перемежающимися перестрелками, быть может, с какими-то патрулями и, возможно, ещё с ещё большими насмешками от их британских оппонентов. 16-му полку достаточно повезло тем, что его не бросили во 2-й Ипр, который начался в апреле. Альберт Вайсгербер и его люди из 1-й роты были в резерве на несколько дней и готовились ещё к одному дню относительного комфорта в Фурнэ за линией фронта, в то время как солдаты 2-го и 3-го батальонов занимали окопы. Но в 5 часов утра на Фурнэ начали интенсивно падать артиллерийские снаряды. Спустя сорок пять минут отдалённый звук сильной канонады был сигналом того, что этот день станет другим для Вайсгербера и его людей. Спустя пятнадцать минут солдаты 1-й роты могли видеть людей из полкового штаба, возможно включая рядового Гитлера, бегущих к передовому посту штаба в замке Фромелле. Когда ночь превратилась в роскошный солнечный майский день, интенсивный обстрел продолжался. Обстрел создал панику среди войск 1-го и 3-го батальонов на фронте. Отто Бестле из 8-й роты видел, как в нескольких метрах от него британский снаряд разорвал пополам тело его товарища Йозефа Майсля, отрезая нижнюю часть тела от верхней половины.

В 7 часов утра Бестле и Вайсгербер услышали оглушительный взрыв, вызванный подрывом двух мин, которые британские войска поместили в туннеле, прорытом ими прямо под позициями 10-й роты. Среди её солдат был Адольф Майер, переведённый в эту роту. Вознёсся столб огня. Фонтан земли, обломков и десятки людей их 10-й роты были подброшены в воздух. В отличие от множества своих товарищей Майеру повезло – он был в стороне от взрыва. Вместе с другими выжившими при взрыве он был окружён британскими войсками весь день, прежде чем их освободили поздно вечером. Из восьмидесяти девяти солдат 10-й роты, которые погибли в этот день, в кратере взрыва были найдены тела только сорока солдат. На многих телах не было видно никаких ран – явный знак, что они погибли либо от давления воздуха при взрыве, либо задохнулись, погребённые под метрами грунта и обломков. Вернёмся к сражению: британские войска из 8-й дивизии BEF[9], которые находились скрытно в жёлтых полях рапса за британскими окопами, хлынули вперёд. Каждый из них нёс по 200 патронов, водонепроницаемые покрывала и запас еды на два дня. Они быстро продвинулись через брешь, созданную в линии фронта, под прикрытием чёрного и желтого дыма от взрыва. Как позже выяснили солдаты полка Листа, атака была частью сражения за гряду Обер (Aubers Ridge), отвлекающий манёвр британских войск для облегчения попытки французов прорваться через германские линии обороны дальше к югу. Многие группы солдат 16-го полка были теперь заблокированы британскими войсками. Некоторые попали в руки британцев, среди них Энгельберт Нидерхофер из 9-й роты. Нидерхофер и его товарищи были в центре интенсивного артиллерийского обстрела, предшествовавшего британскому наступлению. Он был дважды погребён заживо. После того, как товарищи спасли его во второй раз, только восемь человек из его взвода оставались живы. Однако их тяжкие испытания были далеки от завершения. Они обнаружили, что окружены британскими солдатами, взявшими их в плен. Спустя несколько дней, давая показания своим офицерам после счастливого побега от британцев, Нидерхофер рассказывал о происшествии:

Англичане вошли в наш окоп и взяли нас, восьмерых, в плен. Затем повели нас направо в тыл. Там на земле лежал раненый англичанин, который немедленно стал стрелять по нам. Двое из моих товарищей сразу же упали. Я запрыгнул в яму, чтобы укрыться. То же сделали два товарища, которые, однако, получили при этом попадание, один в ногу, другой в плечо.

Теперь мы втроём лежали неподвижно на животах в яме. Примерно через полчаса мой товарищ справа пошевелился. Немедленно смертельный выстрел попал ему в голову, другой попал мне в левую ягодицу. Когда примерно через два часа мой другой товарищ слегка приподнял голову, в него тоже выстрелили, и он тотчас же был убит. Все выстрелы приходили от раненого англичанина, который лежал примерно в 5-и метрах от нас. Затем я получил второе попадание в то же место, что прежде, но я не уверен – был ли я ранен пулей пехотинца или осколком снаряда.