К тому времени, когда ночью с 26 на 27 августа полк Листа был сменён, боевой дух в 16-м полку быстро разрушался. Накопившиеся напряжение и усталость солдат вели к взрывному роту случаев дезертирования. В августе двадцать три случая дезертирования и неповиновения (в три раза больше их числа в июне) посчитали достаточно серьёзными, чтобы передать их военному трибуналу 6-й дивизии. Чувства судимых людей хорошо формулируются заявлением одного из них, сделанным в суде. Он заявил, что потерял контроль над собой, и таким образом не смог заставить себя идти вперёд.

Поведение немецких полков в сражениях в этот период было настолько посредственным, что один историк пришёл к заключению, что вооруженные силы Германии были в тисках "скрытой военной забастовки", доказывая, что в результате утомления, недовольства и голода солдаты решили, что они не станут отдавать свои жизни в конфликте, который не может быть выигран. Немецкие солдаты независимо от подразделений, в которых служили, были измотаны и апатичны. Повсюду царила расслабленная дисциплина. Теперь солдаты были совершенно не заинтересованы в патриотических наставлениях и других попытках офицеров объяснить для них войну. Доклад заканчивается выводом, что уровень горечи среди немецких солдат был "невероятным". Солдаты либо покидали свои позиции и отправлялись домой сами по себе, либо толпами сдавались неприятельским войскам. Схожим образом население Южной Баварии твердо верило к этому времени, что победа более невозможна и война проиграна. Вкратце, и баварские солдаты на Западном фронте, и общество, из которого они пришли, потеряли волю к борьбе.

Поскольку ефрейтор Гитлер не был с 16-м полком большую часть времени между окончанием битвы к северу от Бапауме и концом войны, то он снова не смог понять, почему боевой дух столь быстро разрушается среди людей его полка. В Mein Kampf Гитлер заявлял, что "в августе и в сентябре симптомы распада морального состояния увеличивались всё более и более быстро, хотя наступление противника вовсе не было сравнимо с ужасом наших собственных прежних оборонительных боёв".

Что касается его собственного опыта, то суждение Гитлера, без всякого сомнения, является верным, потому что он был в Германии далеко от фронта во время большинства страшных сражений, которые полк Листа вынужден был вести летом и осенью 1918 года. Так что для него, в отличие от его товарищей, опыт предшествующих сражений и впрямь был ужаснее. В падении боевого духа Гитлер видел только работу предателей в тылу. В этом было мало удивительного для человека, который в этот период провёл больше времени в тылу, чем на Западном фронте, а находясь на Западном фронте, гораздо чаще находился в нескольких километрах за линией фронта.

***

После завершения учебных курсов сигнальщиков в Нюрнберге Гитлер взял очередной отпуск. Вместо того, чтобы отправиться в Мюнхен, он предпочёл как можно скорее покинуть Баварию и провёл пару недель в Берлине, где наблюдал закат имперской Германии. В Берлине разговоры о революции и неминуемом падении династии Гогенцоллернов были теперь повсеместными.

В Mein Kampf Гитлер придёт к заключению, что существовала причинно-следственная связь между тем, что он наблюдал тогда в Германии, и моральным состоянием людей его полка. Он утверждал, как это делала и послевоенная правая пропаганда, что молодые новобранцы заразили полк низким боевым духом.

По прибытии обратно на Западный фронт 27-го сентября – полк Листа тем временем был перемещён обратно в Салиент возле Ипра во Фландрии, где стоял в 1914 году, – у Гитлера было достаточно времени только для того, чтобы засвидетельствовать, но не понять, разложение полка. Например, 30 сентября сержант в 3-й пулемётной роте просто отказался выполнять прямой приказ, говоря своему начальнику в лицо: "Я устал от этой войны".

На следующий день после возвращения Гитлера атака британцев вынудила полк отступить с позиций возле Комине, где полк теперь должен был охранять реку Лис. Вблизи этого места в ночь с 13 на 14 октября во время сильного артиллерийского обстрела британцев война для Гитлера окончилась. В ту ночь Гитлер попал под действие отравляющего газа в компании своих товарищей посыльных Генриха Люгауэра и Ганса Рааба, а также личного состава сигнальщиков на холме за линией фронта рядом с Вервиком, городом на французско-бельгийской границе как раз к востоку от Комине. Инцидент упоминается в истории полка от 1932 года: "Англичане терзали пост артиллерийским огнём и особенно газом, в результате чего появились жертвы – среди них большое количество людей из полкового штаба".

Во время судебного процесса после провалившегося путча 1923 года Гитлер станет рассказывать судье, что "трое моих товарищей были убиты сразу же, другие были надолго ослеплены". Товарищи Гитлера также станут приукрашивать историю, говоря о том, что они были немедленно ослеплены и выжили только потому, что держались друг за друга, и их отвёл обратно в полковой штаб их товарищ, который был ослеплён несколько меньше. Этот рассказ не производит впечатления правдивого, так как газ, под действие которого они попали, горчичный газ, воздействует на глаза только через несколько часов. Даже Гитлер в Mein Kampf утверждал, что он начал ощущать боль только ближе к утру. Тем не менее, когда боль началась, симптомы были весьма неприятными: "К утру я также начал ощущать боль. Она усиливалась каждую четверть часа; и около семи часов мои глаза прямо горели от боли, когда я нетвёрдой походкой вернулся обратно и доставил последнее донесение, которое мне было предназначено нести в этой войне. Через несколько часов мои глаза были как горящие угли, а вокруг меня всё было во тьме".

И всё же Гитлеру повезло, как ему повезло в 1916 году на Сомме. Он подвергся воздействию нелетального количества газа, которое не оставит каких-либо долговременных воздействий на его здоровье, но обеспечит то, что он будет выведен из войны до её конца. Однако это не газ как таковой положил конец первой войне Гитлера. Количество газа, которое подействовало на Гитлера, в действительности было настолько малым, что оно даже не вызвало необходимости для его продолжительного пребывания в армейском госпитале. Слепота Гитлера была не физической, а психосоматической.

***

В то время, как 16-й запасной пехотный полк терпела крах под ударами британцев, Гитлер был в безопасности на санитарном поезде по пути в Пазевалк, город в Померании в 100 километрах к северо-востоку от Берлина, где его должны были лечить от "военной истерии" в психиатрическом отделении госпиталя, а не в офтальмологическом. В соответствии с рапортом разведки США, основанном на интервью с одним из врачей психиатрического отделения в Пазевалке, Гитлеру был поставлен диагноз психопата с симптомами истерии. В соответствии с одной из теорий, Гитлер был помещён в гипнотический транс, как часть его лечения, из которого доктор не смог вывести его, поскольку доктор был уволен со своей должности до завершения лечения Гитлера. Это незаконченное лечение, говорят нам, объясняет радикальное изменение личности Гитлера из довольно непримечательного и почтительного солдата в человека с самонадеянной сверх-личностью. Что бы там ни было, в течение немного менее двух недель по возвращении на фронт из своего отпуска в Берлине Гитлер попал в газовую атаку и оказался снова в Германии, проходя лечение психического расстройства. В сильном контрасте по отношению к истории, которую он станет рассказывать о себе после войны и которая станет ядром нацистского мифа, даже несмотря на то, что он проявил поразительную степень устойчивости в течение четырёх лет войны, в конце концов он больше не мог психологически противостоять реальностям войны.