Он не посетил и дома своих товарищей в Баварии. Он не забыл свою ненависть к анти-прусским настроениям в Мюнхене и к баварскому католицизму во время своего предыдущего визита в Мюнхен. Он не выказал какого-либо желания вернуться в Баварию.

***

К середине октября для полка наступило время покинуть относительный мир и безмятежность Эльзаса. Даже с пополнением в полку Листа всё ещё не хватало 300 человек. Даже к концу своего пребывания в Эльзасе солдаты 16-го полка считались неспособными ни к чему другому, кроме как быть использованными в стационарной окопной войне. Тем не менее, настроение людей к концу их нахождения в Эльзасе изменилось к лучшему.

Как отметил Юстин Фляйшман, в "очень плохую погоду", из-за которой вскоре люди 16-го полка "совершенно промокли", полк Листа теперь вернулся во Францию в приграничный регион Пикардии и Шампань, примерно в 150 километрах к северо-востоку от Парижа вблизи Реймса. Там рота Фляйшмана располагалась в "огромной ферме в очень скучном месте в Шампани, на расстоянии около 30 километров от Реймса". Здесь ефрейтор Гитлер воссоединился со своим полком. Это был немного более опасный участок Западного фронта, чем в Эльзасе. Однако к счастью, в частности потому, что новое пополнение полка всё ещё было недостаточно интегрировано в часть, полк не участвовал в каких-либо военных действиях в течение почти двух недель, когда он стоял там. Однако после того, как 22 октября французы прорвались через ряды немцев к юго-западу от Лаон, недалеко от места расположения 16-го полка, полк Гитлера был возвращён в бой. В наступлении французы вытеснили немцев из стратегически важного Шемин де Дам, известной гряды водораздела между долинами рек Айсне и Айлет, названного по пересекающей его дороге. Это привело к срочному отступлению немцев за канал Ойсе-Айсне.

Когда в ночь с 25 на 26 октября люди полка прибыли к довольно узкому каналу рядом с деревнями Лизи и Анизи-ле-Шато, они должны были охранять северный берег канала в болотистой местности, которая, по сути, была ещё не укреплена. Ко времени прибытия на их новое место они были крайне утомлены. Юстин Фляйшман написал об их финальном переходе к новой позиции: "Наша рота отделилась от остальных и потерялась; напряжённый марш; Грубер упал, потеряв сознание. За ним последовали ещё двое или трое. Стремительный марш вдоль улицы под артиллерийским огнём противника. Повсюду лежали полуразложившиеся трупы лошадей числом примерно 20. Отвратительная вонь… Мы были полностью промокшие от дождя и пота и ужасно замёрзли".

В течение нескольких первых дней, когда полковой штаб базировался в подвале на холме за линией фронта (соответственно полковой командный пункт был скрыт в лесу), солдаты полка на передовой, которые не могли оставаться в безопасности подвала, подвергались сильному огню французов. Несколько дней Юстин Фляйшман и его товарищи должны были спать в ямах, выкопанных ими в земле и покрытых ветками для того, чтобы не быть обнаруженными французскими самолётами. В одну ночь даже это стало невозможно, как он записал в своём дневнике: "Мы выставили посты и спали на земле". Несколькими днями позже он отметил: "Провёл ночь в воронке от снаряда". В течение этих дней Фляйшман и его товарищи были "совершенно измучены и потеряли весь блеск". По контрасту с этим Антон фон Тубойф, которого не любили почти все фронтовые солдаты 16-го полка, решил однажды, что пойдёт охотиться в леса за линией фронта, используя солдат вспомогательного персонала, включая Гитлера, в качестве загонщиков. Другими словами, пока солдаты 16-го полка на линии фронта рисковали своими жизнями, испытывая холод и голод, и были открыты французам на другой стороне канала, имея минимум защиты, главная опасность, с которой должен был встретиться Гитлер, была представлена дикими кабанами. 29 октября в один из походных навесов полка, в котором хранились газовые гранаты, попал снаряд. Склад загорелся, и от этого погибли семь человек в 16-м полку, а ещё сорок пострадали. Однако вскоре после этого трагического события сражения в секторе фронта полка Листа почти полностью утихли. На протяжении последующих недель, как и большую часть зимы 1917-1918 гг., люди полка проводили больше времени, укрепляя германские оборонительные сооружения к северу от канала, чем активно сражаясь с французами. Исключением был Юстин Фляйшман, который после производства в сержанты и закончив в ноябре учебный курс пулемётчика, должен был находиться с пулемётом опасно близко к французам. Молодой еврейский солдат из Мюнхена почти ежедневно показывал исключительную храбрость: "Я был с четырьмя солдатами на посту, расположенном на разрушенном войной мосту через канал Ойсе-Айсне, - писал он в декабре. – Мы лишь в 30 метрах от французов". 6-го декабря он "оставался на мосту 7 часов в довольно сильный мороз". То же самое 9-го декабря: "В 6 часов пополудни я с восемью солдатами пошёл на пост на мосту. Мы были там в дозоре с 6 часов вечера до 8 утра и вернулись в укрытие на железнодорожной насыпи совершенно изнурёнными".

Полк Гитлера провёл очень тихое Рождество на канале Ойсе-Айсне. В этот раз не было попыток установить Рождественское перемирие. Причина этого была в том, во-первых, что вода канала отделяла людей 16-го полка от их противников, и во-вторых, что собратьям по оружия Гитлера противостояли французские, а не британские войска, которые всегда были менее склонны вступать в Рождественское перемирие.

То, что боевой дух людей полка до некоторой степени восстановился к тому времени, как полк Листа прибыл в Пикардию, было не только результатом воздуха Эльзаса и визитов домой. Неожиданно стало казаться, что всё для Германии движется в правильном направлении. Из-за того, что итальянская армия, включая 32-летнего Бенито Муссолини, была почти выбита из войны, а вооружённые силы России были на грани краха, Гитлер был в приподнятом настроении, если мы можем поверить его рассказу в Mein Kampf о конце 1917 года:

К концу 1917 года казалось, что мы как будто пережили самые худшие фазы моральной депрессии на фронте. После развала русских вся армия восстановила свою храбрость и надежду, и мы постепенно становились всё более и более убеждены в том, что борьба завершится в нашу пользу. Мы снова могли петь. Вороны перестали каркать. Вера в будущее Отечества снова была на подъёме.

Крах итальянцев осенью 1917 года имел чудесный эффект, ибо эта победа доказала, что возможно прорвать и другой фронт, кроме русского. Эта вдохновляющая мысль теперь стала доминирующей в умах миллионов на фронте и вдохновляла их смотреть вперёд с уверенностью в весну 1918 года. Было совершенно очевидно, что противник был в состоянии упадка.

Это один из немногих весьма точных разделов в Mein Kampf – или, по меньшей мере, он отражал официальное восприятие полкового штаба, как мы знаем из доклада о моральном состоянии людей полка Листа и соседних полков в конце октября: "Настроение в войсках приподнятое и уверенное, - говорилось в докладе. – Новости о победе на итальянском фронте имели особенно воодушевляющий эффект на боевой дух войск".

Между тем полк провёл пять месяцев в Пикардии, охраняя канал Ойсе – Айсне до середины января и снова с середины февраля от неуловимых французских войск на другой стороне водного пути. Между двумя вахтами на канале 16-й полк провёл несколько недель на расстоянии более 30 километров от фронта, где он прошёл переподготовку для предстоявшего германского весеннего наступления, которое должно было положить конец стратегии использования Германией оборонительного, статичного образа действий на Западном фронте. В этот период времени главный стратег Германии с 1916 года Эрих фон Людендорф посетил полевые учения 6-й резервной дивизии. Ефрейтор Гитлер, всё ещё незначительный посыльный, разумеется, не встретился в этом случае с третьим по значимости человеком в Германии. Однако через пять лет Людендорф станет одним из сторонников Гитлера.

В течение всей зимы, когда рабочие оборонной промышленности в Мюнхене, Берлине и других городах Германии устраивали забастовки, требуя переговоров об окончании войны, боевой дух в полку Гитлера оставался на более высоком уровне, чем был ранее. После потерь первых недель в Пикардии только ещё тринадцать человек погибнут в этот период. В Mein Kampf Гитлер описал это время как "затишье перед бурей".

Однако нет признаков того, что временное восстановление боевого духа изменило общее отношение к войне людей в полку и людей в общинах, из которых пришли солдаты 16-го полка. Моральное состояние оставалось на критическом уровне, как очевидно из случаев, в которых солдаты полка Листа говорили своим офицерам, например, что они не видели больше никакого смысла в войне или что они предпочтут пойти в тюрьму или даже под расстрел, чем возвращаться в окопы. Более того, большинство баварских солдат относилось с презрением к аннексионистским целям партии Отечества, поскольку они думали, что проводимая партией политика будет служить продолжению войны. Партия была настолько непопулярной среди широких слоёв баварского населения, что военное министерство Баварии старалось предотвратить проведение митингов партией Отечества из страха, что деятельность партии подвергнет опасности народную поддержку войны.