А потом призраки исчезли, так и не справившись с обычной проволокой.

Ахиллесова пята.

Навстречу нам двигались повстанцы.

Один из них обогнал остальных, и ринулся на меня с саблей, но вперед тут же выступила девушка, крича, требуя, чтобы он остановился.

Почему-то мне показалось, что его больше отрезвила не защита девушки, а нож в моих руках.

И зачем я его держал? Как бы нож помог против призраков.

— Хозяин здесь, он вернулся значительно раньше, чем мы предполагали, — девушка теперь говорила непрерывно, рассказывая своему жениху все, что происходило по эту сторону, пока повстанцы прорывались на гору.

— Надо его уничтожить, немедленно.

— Дайте мне его подержать, недельку, может чуть больше, и я смогу проследить его дальнейший путь. — Встрял я. — Выгнать его не только из вашего мира, но и из многих других. Кстати, а вы вообще не боитесь, что к нему на помощь сейчас кто-нибудь явится? Правильно я понимаю, что он тут не единственный?

— Не явятся. — равнодушно сказал парень. — Они вообще мало общаются, тем более он только отбыл. Да и расстояния между владениями великих огромны. Покажите мне его. Хочу убедиться, что он не вырвется.

— Из карцера непросто вырваться. Он же не бог. Всего-лишь… великий.

— Веди!

Я пожал плечами. Ладно, они это заслужили. Они рвались сюда целый день, потеряли на периметре кучу людей. Пусть посмотрят.

Мы вновь шли по коридорам.

— Вы мне дайте недельку-другую, как только я буду готов переместиться вслед за ним, я сам его выкину из этого мира, навсегда. — Я говорил, пытаясь убедить парня, что месть сейчас не лучшее решение. Не самое мудрое. — Хотите, уведи его куда-нибудь в горы, в какую-нибудь пещеру, и там отправлю. Как вы собираетесь расправиться со всеми остальными? Как только они узнают про нападение, вас ждет месть.

— Мы разберемся, — равнодушно ответил парень. Казалось, его вообще мало интересует наш разговор, и отвечает он лишь чтобы что-то ответить.

Этот мир не любит шагающих, и я их понимаю. Нужно будет уйти, раствориться среди местных. Никаких цитаделей, никаких дворцов. Прыгну за шагающим в каком-нибудь укромном месте, если разрешат — так вообще без свидетелей, и когда вернусь сюда в следующий раз, просто пойду бродить по этому миру, стараясь не привлекать к себе внимание. Главное, язык я теперь знаю, так что достаточно быстро смогу хотя бы отдаленно походить на местного.

И уж точно не буду походить на вечного.

— Когда они сюда прибыли? Эти вечные? Когда появились здесь впервые?

— Мы не знаем. — Парень отвечал нехотя, но мне нужна была информация. Нужно было понять, как давно они здесь обосновались, владельцы и создатели призраков. Нужно было знать, что меня ждет в этом мире, и в следующих. — Они захватили здесь все пять поколений назад. Но сколько они здесь были до этого, сколько прятались в тенях и готовили свою армию, мы не знаем.

Я кивнул. Понятно. И ведь этой участи нужно боятся очень многим мирам. Даже тем, где я всего-лишь мельком видел призрака, вроде первобытного мира, населенного чуть ли не одним только планктоном. Хотя в нем хватало проблем и без призраков. Были ли они связаны, те варвары, которые разорили весь берег в том мире в поисках шагающих и призраки? Или что, это конкурирующие группировки? Одни ловят шагающих, уничтожают их, а другие — наоборот, и есть шагающие?

Но без навыков шагающего невозможно перемещаться между мирами. Как с этим? Получается, позади любой группировки, с которой я имею дело — шагающие? Мы воюем сами с собой? И неважно, разные это группировки, или ответвления одной и той же. Сути дела не меняет.

Если кто-то может перемещаться сам, или перемещать охотников между мирами — то он ведь должен быть причислен к шагающим? Тогда что — все это — просто война с конкурентами?

В голове у меня путалось, поэтому я встряхнулся и решил танцевать от печки. Неважно, кто они. Есть хорошие люди и плохие. Есть хорошие поступки и плохие. Убивать детей — это плохой поступок, каким бы ты великим или шагающим не был. И будь ты обычным колонистом — тоже самое. Ты либо делаешь хорошие вещи, либо нет.

Возможно, я утрировал все это для себя, но мне так было проще. Одно дело, окружить себя кучей красавиц, совсем другое — принуждать их против желания, сгонять как скот. Одно дело — воевать, может быть, даже убивать, другое — убивать ни за что, просто ради удовольствия.

Дети, валяющиеся мертвыми куклами на полу Ковчега — вина, которую невозможно искупить.

Они будут наказаны.

Я открыл дверь карцера.

Шагающий за это время уже развязался, и сидел прямо на полу.

Если он и удивился вошедшим вслед за мной людям, то никак это не показал. Он вообще оставался на удивление спокойным.

Я ожидал криков, обвинений, попыток воззвать к тому, что мы с ним фактически отдельный вид. Великие, как они здесь себя называли.

Но он молчал.

Парень подошел к нему и зашел к нему за спину. У меня появилось нехорошее предчувствие, что он не прислушается к моей просьбе, и на этом моя попытка очистить хотя бы несколько миров закончится, прямо на первом из них.