Вовремя спустившись вниз с башни, чтобы лично командовать обороной на этом направлении, я видел, как из-за деревьев выскакивают вражеские гусары, вылетая на своих быстрых конях прямо на пушки, и их лица искажаются от страха. Сзади них уже встала стена огня горящего леса, а перед ними находились наши пехотинцы и артиллеристы, полные решимости бить французов. И французские гусары мчались к монастырю, понимая, что несутся прямиком к собственной погибели. Вот только, поделать с этим они уже ничего не могли, когда то одно орудие, то другое изрыгало в атакующих смертоносную картечь с очень близкого расстояния, да и наши стрелки палили из ружей по супостатам почти в упор. И гусары метались перед нашими позициями в предсмертных судорогах, словно искали последнего прибежища, которое могло бы спасти их от наших залпов, от пламени лесного пожара, от всей этой войны и от самих себя. Но, все их усилия прорваться оказывались тщетными. И потому они находили лишь собственную гибель. Их предсмертные крики сливались с гудением ветра и пламени, и в этот момент мне казалось, что я слышу не просто звуки сражения, а целую симфонию человеческих страстей, страха, ярости и отчаяния.

Огонь быстро распространялся. А в одном месте, где деревья росли ближе всего к стенам, он уже даже достиг монастыря, начав лизать языками пламени его старинные стены. И в сполохах огня я отчетливо видел радость в глазах солдат, осознавших, что атака французских гусар отражена. В хаосе сражения они услышали австрийские трубы. Это к монастырю и к переправе наконец-то подходили войска эрцгерцога Фердинанда. И на лицах наших бойцов читалась надежда на то, что спасение близко. И в тот момент я понял, что среди всего этого хаоса и разрушения мы с союзниками были связаны невидимой нитью, и эта нить становилась тем крепче, чем больше росла наша решимость действовать сообща, и в нашем единстве, в нашей совместной борьбе за выживание, заключалась настоящая сила этого союза русских и австрийцев.

В это время поручик Дорохов командовал нашими силами у переправы. Но успех сопутствовал и ему. Когда конные егеря, спасаясь от лесного пожара, бросились в атаку всей своей кавалерийской массой по льду замерзшей реки, то Дорохову даже не понадобилось подрывать заряды, установленные нами заранее, чтобы взорвать лед. Поскольку недостаточно прочный ледовый покров и без того не выдержал и провалился. Повторялась ситуация, которая уже имела место чуть раньше на заледенелом болоте.

Река Ракитная, конечно, не затягивала всадников в трясину. Да и была эта речка не слишком глубокой. Но, несмотря на это, многие французы тонули, проваливаясь под коварный лед. А те, которые выскакивали все-таки на берег, оказывались мокрыми и с вымокшим порохом. Бойцы из них на какое-то время были плохие. И они лишь создавали хаос на речном берегу, мешая своим же боевым товарищам атаковать.

Причем, с противоположного берега по сгрудившимся и промокшим французским егерям метко стреляли австрийские застрельщики, вооруженные штуцерами. И от этого французская атака вдоль реки забуксовала. А обстрел картечью из наших четырех пушек, поставленных возле переправы, усугублял ситуацию для французов. И потому, едва лишь увидев, что к нам на помощь идут силы эрцгерцога, французы повернули вспять. Таким образом, вражеская атака на нашу переправу тоже была сорвана. И, понеся значительные потери, противник вынужденно отступил.

На рассвете очередного зимнего дня, когда мир казался окутанным призрачным светом первых лучей холодного декабрьского солнца, я стоял на берегу реки Ракитной и наблюдал, как огонь пожара пожирает лес на севере. Прикрываясь плотной дымовой завесой, распространившейся от хорошо разгоревшегося лесного пожара, наши солдаты, лошади и обозные телеги переправлялись через деревянный мост, который саперы графа Йозефа Бройнера-Энкровта построили с удивительной быстротой и ловкостью.

За это время лес загорелся уже на всей местности севернее чумного монастыря от реки Ракитной до безымянного болота между холмов. Пожар на этом участке сделался сплошным. И, пока огонь пожирал лес, у нас имелось время. Что позволило нам окончательно эвакуироваться из временного лагеря, благополучно переправившись самим и даже переправив достаточно тяжелые пушки на громоздких лафетах на противоположный речной берег по довольно хлипкому деревянному мосту.

Подоспевшая кавалерия эрцгерцога Фердинанда прикрывала теперь наш арьергард. Лесной пожар, устроенный по моему приказу, помог не подпустить вражескую конницу к переправе, став нашим спасением. Но, противнику удалось сохранить свои основные силы. Немного потрепанный, он отнюдь не был разгромлен, потеряв лишь относительно небольшой передовой отряд. И я знал, что ничего еще не закончилось. Французов маршала Мюрата пока удалось лишь остановить на какое-то время. Казалось, этот коварный и сильный враг не спешил преследовать нас, но я понимал, что это лишь временное затишье. И надеяться, что Мюрат отстанет от нас, было бы наивной иллюзией. Я знал, что вражеский маршал скоро соберет новый ударный кулак и определит направление очередного удара, а тогда нам с французами снова придется сразиться. И новой битвы нам не избежать.

— Разрешите поздравить вас со славной победой, князь, — сказал мне барон Вильгельм фон Бройнер, который все это время командовал ротой австрийских метких стрелков, выделенных в его распоряжение графом Йозефом и занявших позиции на противоположном берегу Ракитной. Эти опытные застрельщики, отобранные графом из резервистов-охотников в отдельную роту, перестреляли из своих штуцеров немало французских конных егерей во время недавнего боя.

— Это временная победа, барон. Предполагаю, что французы вскоре перегруппируются и попробуют ударить с другого направления, — проговорил я.

Вильгельм кивнул и произнес:

— Думаю, что вы снова правы, князь. Но, все-таки, согласитесь, что сейчас победа вышла славной, и для нас она обошлась почти без потерь. Французы же крепко получили по зубам. И им понадобится какое-то время, чтобы прийти в себя. Мы же используем его, чтобы добраться до Здешова, где расположимся под защитой крепостных стен.

— И все-таки, барон, кого-то потеряли и мы. Но, с этим ничего не поделать, поскольку война всегда предполагает потери, — сказав так, я вспомнил о тех наших нескольких гвардейцах-семеновцах, которые пали, получив в недавней стычке смертельные ранения от французов и навсегда оставшись лежать на заброшенном кладбище чумного монастыря в холодных могилах, забытых всеми.