Фрида веселилась, пила и танцевала так, будто это был последний день ее жизни. Никогда прежде ей не случалось бывать в компании, где каждый мужчина и каждая женщина были ей интересны. Многие из них были художниками, и Фриде нравилось их общество. Она мечтала стать частью их круга и поэтому с удовольствием слушала рассказы о том, как они живут и над чем работают. Время от времени она поглядывала на Диего Риверу.

В какой-то момент девушка бросила взгляд на часы и ужаснулась. Она совсем забыла о времени! Было уже очень поздно, и мама наверняка волновалась.

— Ты сумела произвести здесь впечатление, — прощаясь, шепнула ей на ухо Тина.

По дороге домой Фриде хотелось прыгать, так она была счастлива и взволнована. Ее останавливала лишь боль в спине. Среди этих людей она почувствовала себя на своем месте, и именно там, в пульсирующем сердце городской жизни, у нее на глазах зарождалось нечто новое. Всего за несколько часов она успела привязаться к новым друзьям. Ей хотелось веселиться и менять мир. Как жаль, что она не повстречала этих замечательных людей раньше! Несколько последних месяцев ее жизни прошли даром. Она уже успела забыть, каково это: дурачиться, танцевать, пить, разговаривать с интересными людьми. И конечно, ей очень хотелось, чтобы это повторилось.

Тина Модотти пригласила ее в гости уже на следующей неделе, а еще Фрида договорилась с Анитой Бреннер прогуляться в парке Аламеда. Она хотела обсудить с ней, действительно ли ей стоит показать картины Диего. От мысли о новой встрече с ним ее бросало в жар. Девушка не могла выкинуть из головы взгляд Диего Риверы, которым он смотрел на нее у зеркала, его нежные движения. Она знала, хоть и не могла выразить это словами, что именно Диего вернул ее к жизни.

— Что дала мне жизнь сегодня? — прошептала Фрида и тут же ответила сама себе: Сегодня она преподнесла мне особенный подарок. Будущее, полное надежд и обещаний. Потому что появился тот, кто покорил мое сердце.

Напевая себе под нос, Фрида пыталась замешать на палитре оранжевый колер. Именно такой, насыщенно-оранжевой, она задумала сделать шаль на индианке, которую поместила в центре картины, изображающей поездку в автобусе. Она добавила на палитру еще немного желтого, и осталась довольна. Тончайшей кисточкой Фрида нанесла краску, придав отчетливости складкам огромной шали, которую женщина обернула вокруг тела, укрыв спящего на руках младенца. После этого худжница отклонилась назад, чтобы получше рассмотреть, как легла краска. Резкий укол пронзил все тело: давала о себе знать спина. Слишком долго Фрида простояла у мольберта.

— Я знаю, что ты всегда будешь частью моей жизни, — сказала она своей боли. — И смирилась с этим. Но не позволю тебе стать моим заклятым врагом и тираном. Так что я продолжу рисовать, а ты оставь меня в покое, черт тебя побери!

Она вытянула руки над головой, чтобы растянуть позвоночник, а затем вернулась к индианке на холсте. У Фриды было слишком мало времени, чтобы тратить его впустую.

Прошло несколько дней с вечеринки у Тины Модотти. Эти дни были наполнены для Фриды тихой радостью. А вчера к ней неожиданно заглянула в гости Анита Бреннер — посмотреть на картины. Работы понравились журналистке, и она снова порекомендовала Фриде обратиться за советом к специалисту. Обе они — и Фрида, и Анита — в этот момент подумали о Ривере. Едва вспомнив о нем, Фрида тут же ощутила на себе его взгляд. Это был взгляд хищника на жертву, но в то же время в нем читались любовь и нежность. Воспоминание о встрече с Диего придало ей сил, и она с удвоенной энергией взялась за работу. Утром она помогала отцу проявлять снимки, а оставшуюся часть дня почти без перерыва писала картины, забыв о боли в спине.

Кристина ворвалась, как обычно, без стука. Она приобрела такую привычку с тех пор, как Фрида была прикована к постели. Из-за этого сестры часто ссорились.

— Что ты тут стоишь и считаешь ворон, Фрида? Маме нужна помощь на кухне.

— Так иди и помоги. Я занята. — Фрида смерила сестру таким ледяным взглядом, что та пожала плечами и удалилась.

Оставшись одна, художница вновь погрузилась в работу над картиной, на которую ее вдохновила поездка на автобусе.

С левого края сидела домохозяйка, представительница среднего класса, рядом с ней — разнорабочий в грубых ботинках и комбинезоне, в центре расположилась босая индианка в яркой шали ребозо, укачивающая младенца. У ног женщины стояла обвязанная платком клетка с цыплятами. Маленький мальчик по соседству встал на колени и с любопытством смотрел в окно, а рядом с ним примостился мужчина в шляпе и костюме. С правого края Фрида изобразила саму себя — девушку в красивом платье.

В окне виднелись дымящие трубы промзоны (при желании можно было вообразить, что там горит фабрика), а рядом с ней — небольшое кафе La Risa, «Смех».

Фрида снова сделала паузу, чтобы обозреть картину. А может, придать пассажирам черты знакомых людей? В конце концов, из Лупе Марин получилась бы отличная домохозяйка, которая едет на рынок, чтобы купить любимое блюдо мужа. А Диего станет ремесленником… Франт справа мог бы быть одним из множества американцев, которые сейчас стекаются в Мексику, а то и коллекционером произведений искусства.

Подумав об этом, Фрида улыбнулась и подтащила к себе стул. Если опустить мольберт чуть ниже, удастся рисовать сидя и не придется напрягать спину. Она еще раз сделала паузу. Да, картина получается очень даже ничего. Надо повесить ее в один ряд с другими самыми удачными полотнами. До сих пор Фрида развешивала свои картины рядами по стенам своей комнаты, за исключением тех, которые, по ее мнению, не удались. Но некоторые работы, как ей казалось, вышли особенноудачными, и среди них — портреты Кристины и Алисии. Часто картина выделялась на общем фоне всего одной деталью: особенным взглядом или ожерельем доколумбовых времен, которые придавали изображенному человеку — а чаще всех прочих Фрида рисовала саму себя — особую ауру, связь с историей страны. Такие картины определенно имеет смысл кому-нибудь показать…