А что, если Вежа — не просто нейросеть? Здесь, в 17-м веке, она казалась магией. Пираты не понимали, как я лечил их без кровопускания, как учил их мыть руки и не подыхать от лихорадки. Может, она и есть то бессмертие, что обещает карта Дрейка? Не золото, не Эльдорадо, а система, что живет в нас, что перекидывает нас через время, как камни через воду. Что, если Дрейк оставил не просто сундук, а ключ к ней, к Веже? Записки в ящике, что я забрал с Монито, — я еще не разгадал их до конца, но там было что-то про «вечный путь». Может, это и есть ответ?

Я глянул на Филиппа. Он молчал, ждал, пока я заговорю. Он знал про Вежу, знал, что она делает с ним. Но как? У меня она была в голове — голос, что подсказывал, награждал, вел. А у него? Может, он видит ее иначе — как свет, как цифры, как чертов интерфейс из будущего? Я вспомнил, как он вел себя на Монито, как делил золото, как держался в плену. Там была уверенность, расчет, будто он тоже слышал шепот системы. Но он не говорил об этом, не открывался. Почему? Боится меня? Или Вежа запрещает нам делиться?

Роль носителей в этом мире — вот что не давало мне покоя. Мы не просто выживаем, мы меняем его. Я научил пиратов гигиене, потопил Олоне, нашел карту. Филипп, если он вправду брал галеоны, тоже оставил след. Мы несем знания, но для чего? Чтобы Вежа переписала историю? Или чтобы мы построили что-то новое — мир, где пираты станут королями, а сокровища Дрейка дадут власть над временем? Я чувствовал, что мы как семена, брошенные в землю, — прорастем или сгнием, зависит от нас. Но кто садовник? Вежа? Или что-то большее, что стоит за ней?

Я потер виски, прогоняя гудение в голове. Рана ныла, напоминая, что я все еще человек, несмотря на все ее дары. Филипп стоял рядом, и я вдруг понял, что он — зеркало. Если я носитель, а он тоже, то через него я могу узнать больше о себе, о ней. Он ключ, как и я. Но доверять ему? Черт, нет. Он упрям, хитер, и эта его привязанность к Марго — не просто любовь. Может, Вежа дала ему задание, как мне — карту? Может, он идет за тем же, что и я, но другим путем?

Я вспомнил, как она награждала меня очками влияния. Каждый раз, когда я спасал жизнь или топил врага. Это было как топливо, как кровь в жилах. А что она дает ему? Силу? Знания? Или что-то, чего у меня нет? Я чувствовал, что мы связаны, но не равны. Вежа играет с нами по-разному. Если я ошибусь, если отпущу его или доверюсь, он может забрать все. Но если я прав, если мы оба нужны ей, то, может, вместе мы найдем ответ.

Море шумело, луна висела над горизонтом, и я вдруг подумал: а что, если Вежа — это не инструмент, а хозяин? Что, если мы не игроки, а марионетки? Я прогнал эту мысль. Нет, я выжил, я нашел золото, я обманул Роджерса. Я не кукла. Но сомнение осталось.

Я хмыкнул, глядя на него, кивнул и оттолкнулся от перил:

— Завтра посмотрим, чего ты стоишь. А сейчас я хотел бы знать про Вежу. Ты — носитель системы как и я. Как ты взаимодействуешь с ней?

Филипп побледнел.

Я стоял у борта «Принцессы», ветер бил в лицо солеными брызгами, луна застыла над горизонтом. Ночь принесла с собой сырость, скрип канатов и шум моря, который словно подталкивал меня к дальнейшим размышлениям. Филипп стоял рядом. Я только что задал ему вопрос о Веже, о его взаимодействии с ней, и этот юнец побледнел, как от выстрела пред носом. Но ответа не последовало. Я ожидал хоть чего-то, хоть намека, а он смотрел в сторону на черную воду и молчал.

Внутри меня все клокотало. Эта Вежа была ключом. Я чувствовал это интуитивно. Она дала мне вторую жизнь. Но зачем? Какой в этом смысл? И если Филипп тоже носитель, как я, он должен знать больше. Должен! А он стоит здесь, сжимает кулаки и молчит.

Я постучал пальцами по перилам, дерево было влажным от ночной росы, звук получился глухой. Надо было его дожать, вытянуть из него хоть что-то. Вежа связала нас. Наша встреча не случайна — не в этом мире, где каждый за глоток рома готов перегрызть глотку. Я взглянул на него и решил сменить тактику.

— Филипп, ты носитель, как и я. Не увиливай. Как она с тобой общается? Что тебе дает?

Он дернулся и наконец повернулся ко мне. Он стиснул зубы и процедил:

— Это моя тайна, Крюк. Моя. Не лезь!

Я глубоко вздохнул. Тайна? Вот как? Я ожидал чего угодно — уклончивого ответа, какой-нибудь истории о сражениях, но не этого. Он смотрел на меня сверху вниз, хотя я был выше. Наглец! Он думает, что может вот так просто от меня отделаться?

— А я думал, мы в одной команде, — хмыкнул я. — Или ты все еще считаешь, что можно войти в команду моего корабля и отгородиться?