Эрнест молча смотрел на ее четкий профиль. Он все еще не мог успокоиться. Он знал, куда ночами ходит Клер, он сам следил за ней, но одно дело знать, а совсем другое — видеть все своими глазами. И картина Клер, с ее длинными черными волосами, разметавшимися по белым простыням, спящей в объятьях Патова, будет преследовать его в ночных кошмарах. Он с трудом сдерживал ревность, и даже сейчас злился на нее, хотя головой понимал, что она ни в чем не виновата. Элла подробно рассказала ему, как действует гипноз. Он верил ей. Но все это не отменяло того, что Клер спала в постели с Патовым, и что любила его, даже если это было внушено ей мошенническим образом.

Элла, видя его состояние, предложила ему свои услуги.

— Я могу сделать так, чтобы вы забыли эту сцену, — сказала она, отведя его в сторону, — я вижу, что вам плохо. Поверьте, я вас очень даже понимаю. И могу помочь.

Он отказался, и сейчас жалел об этом. Клер шла рядом, и он должен был поддержать ее, понимая, что именно она пострадала больше всех. Но вместо этого ему хотелось язвить и оскорблять ее, говорить вещи, которые он никогда не говорил ни одной женщине, даже Марике.

— Эрнест Михайлович, — Клер вдруг остановилась и посмотрела ему прямо в глаза, — я все понимаю. Я вижу, что вам не хочется идти рядом со мной. Позвольте мне поблагодарить вас за все..., — она сглотнула, но не опустила блестящих глаз, — вы сделали для меня больше, чем кто-либо в жизни. Я сегодня могу переночевать в монастыре. Отец Сильвестр мне не откажет. Прошу вас, уходите.

Ему до боли хотелось поцеловать ее. Поцеловать ее губы, которые были крепко сжаты, заставить ее трепетать в его объятьях, забывая Патова... Целовать, а потом ударить. Он не знал, сможет ли сдержаться, не пойдет ли на самом деле на насилие, если окажется с ней наедине.

Он тоже смотрел ей в глаза. Она никогда не лгала ему, но вела двойную жизнь. И не важно, знала она об этом или нет. Эрнест отвернулся, потом развернулся на каблуках и бросился бежать по улице, оставив ее одну в темноте.

Клер смотрела ему в след. Вот и вся любовь, думала она. Ей нечего было прощать Эрнесту. Он был с ней до конца. И теперь, когда она могла просить помощи у родных, он ушел. Силуэт его скрылся за поворотом, как крыльями махнув развевающимися полами плаща. В груди была пустота. Он никогда не принадлежал ей, но Клер хотелось думать, что такая любовь, как его, может пережить все. Она прислонилась к мокрой стене дома, внезапно ощутив головокружение, и ее вырвало. Боясь, что потеряет сознание, Клер медленно побрела вперед. Эрнест бросил ее одну в темноте. По лицу потекли слезы. Она помнила его взгляд, будто он готов был убить ее. Она знала, что он уйдет и ей казалось, что была готова к этому. Но почему же ей так больно?

Сама не заметив как, она оказалась напротив дома отца. Клер стояла и смотрела на окна, и слушала, как маменька играет на рояле. Красивая музыка лилась сквозь распахнутое окно, а Клер стояла у решетки Мойки и рыдала, не в состоянии остановиться. Потом с трудом заставила себя собраться с мыслями, пошла к черному ходу, дернула дверь. Дверь поддалась. Она взлетела на второй этаж, никем не замеченная проскользнула в свою комнату, упала на кровать и спряталась под теплое пуховое одеяло. Ей было больше некуда идти. Пусть папенька сам выгонит ее. Тогда она отправится в монастырь и примет постриг.

Клер закрыла лицо руками. Да. Она никогда не испытывала тяги к монашеской жизни, но, если папенька не позволит ехать в Тверь, ничего другого ей не остается.

...

— Клара Ивановна, — Клер раскрыла глаза и увидела над собой широкое лицо Анфисы Никитичны, — вот радость-то, детонька, Клара вернулась к нам! — по лицу старой няни потекли слезы, — Клара Ивановна, а я-то думала, случилось с вами что! Да надо же переодеться, вы же в платье прямо легли спать!

Клер села в постели. Она с трудом понимала, как оказалась дома, и почему Анфиса Никитична так рада видеть ее. Еще вчера она жила у Эрнеста, и дома ее никто не ждал. Но тут она все вспомнила, и с ужасом уставилась на няню.

Та хлопотала, бегала по комнате, то раскрывая портьеры на окне, то подбегая к шкафу с платьями.

— Клара Ивановна, милая, — причитала она, — вернулись! Вернулись!

На шум в комнату заглянула Валюша, охнула, и бросилась к Клер.

— Барышня, как я рада-то! Вот хорошо вам дома, не уходите более!

Валя метнулась к дверям, и вскоре появилась с огромным подносом еды.

— Вы такая худая, барышня, — Валюша поставила поднос на низкий столик, — прошу, откушайте! Вам надо много сил! Ваша маменька будет ужасно кричать...

Клер и без Вали отлично знала, что маменька будет злиться. Она улыбалась, глядя на преданных слуг, и понимала, что только они ей и рады. Маменька и папенька вряд ли примут ее с распростертыми объятьями. Если повезет, отправят в имение. Если нет, то просто выставят за порог. Она опорочила свое имя и честь семьи, для них закрылись все двери Петербурга. Все, что любила маменька, было теперь недосягаемо. Клер вздохнула и взяла чашечку с кофе. Надо на самом деле подготовиться к встрече со своей семьей.