Играю последнюю партию со Смысловым. Предлагаю ничью: «А у Решевского будете выигрывать?» (Вася Смыслов уже думал о втором месте.) «Постараюсь!» Это был сложный вопрос. Решил я с американцем сыграть дебют четырех коней. Там белые практически застрахованы от поражения, а черные — если хотят играть на выигрыш — должны рисковать. Решевский, конечно, рискнул... и проиграл!

Осталась последняя партия — с Кересом. Попадаю черными в трудную позицию, но Керес допускает неточность, и мне стало легче. Предлагаю ничью. Керес отказывается. Устал я до предела — думал двадцать минут и так и не нашел, что в этот момент мог вынудить ничью повторением ходов (после партии Пауль показал эту возможность), и я проиграл. Кое-кто решил, что это умышленный проигрыш (я даже получил теплую телеграмму из Эстонии)... Каюсь, ничьи по соглашению делал — с Лисицыным в 1931 году, с Флором в 1933 году и др. — всего не перечтешь, но в своей спортивной жизни никогда и никому сознательно не проигрывал [1].

Гаянэ Давидовна тоже радуется. Прошло четырнадцать лет с той поры, как мы с ней познакомились. Это было 2 мая 1934 года; Яша Рохлин — ныне он председатель шахматной федерации профсоюзов — устроил вечеринку. Жил он тогда на Васильевском острове. Его жена была артисткой балета, она и пригласила свою подругу... Обе они учились у знаменитого балетного педагога Агриппины Яковлевны Вагановой. Когда однажды Рохлин представлял меня ей, он сказал: «Гроссмейстер балета, разрешите познакомить вас с гроссмейстером шахмат...»

Возвращались ночью, Николаевский мост (ныне мост лейтенанта Шмидта) через Неву уже разведен, Дворцовый тоже вот-вот должны развести. Полил дождь, моя прическа вконец испорчена, и я искренне волновался, что не сумею понравиться хорошенькой девушке. Но страхи оказались напрасными, и ровно через год на квартире у родителей жены собрались друзья и родные, чтобы отпраздновать свадьбу.

Да, жене тоже пришлось нелегко, в этой трудной борьбе...

На приеме в ВОКСе Романов (он тогда был членом Комитета физкультуры) обнимает меня и говорит: «За пятнадцать лет чемпионства уверен...» Николай Николаевич не ошибся; не мог же он предвидеть, что будут два годичных перерыва!

После турнира стало тяжелей, чем во время соревнования. Встречи, закрытие, концерты, беседы. Самым тяжелым, несомненно, было сознание того, что стал чемпионом. Это мешало жить. Но все же выдержал. Инстинкт самосохранения сработал. Скоро я забыл о том, что чемпион. А когда вспоминал и становилось как-то не по себе, то мыслил: а что это такое чемпион? Всего лишь выигрыш соревнования на первенство мира. И ничего больше!

Теперь надо возвращаться к электротехнике, там тоже надо начатое дело довести до конца; это полезно и со спортивной точки зрения: появится вновь шахматный «голод».

ДОКТОРСКАЯ ДИССЕРТАЦИЯ

Шахматная буря [2] пронеслась, и надо было возвращаться к спокойной электротехнике. Формально я по-прежнему работал в техническом отделе Министерства электростанций, но обязанности мои как инженера отдела были минимальными; основная работа была в ЦНИЭЛ (лаборатории министерства). Здесь я руководил небольшой группой сотрудников; мы работали над системой управления, которая по определенному закону должна была воздействовать на возбуждение синхронного генератора. При этом изменялись качества генератора: он мог устойчиво работать при передаче энергии на дальнее расстояние при фазовом угле (угле между электродвижущей силой цепи статора генератора и напряжением сети), превышающем 90 электрических градусов, — обычный синхронный генератор в этом режиме неустойчив.

Система управления (регулятор и силовой элемент) вскоре была готова, но где все это испытать? Нужен генератор, работающий через дальнюю линию передачи на мощную сеть. Энергосистемы не давали согласия на подобные эксперименты — могло пострадать основное оборудование...

Заместителем начальника техотдела работал И. А. Сыромятников. Он предложил использовать старый генератор 1000 кВт фирмы АЭГ — эта машина доживала свой век на экспериментальной ТЭЦ Всесоюзного теплотехнического института. Генератор подлежал замене, так что за него бояться было нечего. А как же быть с моделью линии (для нее на станции места не было)? Тут Иван Аркадьевич продемонстрировал свою обычную изобретательность — он предложил смоделировать линию передачи в двух товарных вагонах рядом с машинным залом станции.

Иван Аркадьевич являл собой редкий тип талантливого инженера-самородка. Невысокого роста, с редкими рыжеватыми волосами, коренастый, слегка сутулый, когда волновался — заикался, вначале производил несколько странное впечатление. Но он обладал даром принимать смелые и проницательные решения в оригинальных ситуациях.

Как-то после войны Сыромятников в воскресенье дежурил по министерству. Звонок из Донбасса: сработала защита и отключила от сети генератор 50 MBA — заземлилась статорная обмотка. Дежурный инженер запрашивал: нельзя ли машину вновь включить в работу? Сыромятников расхохотался, он понял, что имел дело с теплотехником, а не электриком (машину можно временно оставлять в работе при заземлении обмотки ротора, при повреждении изоляции статора строжайше запрещено включать машину в сеть)... Потом Иван Аркадьевич подумал: может, в некоторых случаях этот запрет ошибочный? Как важно было в тот момент из затопленных шахт откачивать воду. Он дал указание сотрудникам станции определить место заземления; оказалось, что недалеко от нулевой точки статорной обмотки. Тогда он решает оставить машину в эксплуатации — генератор снова включают в сеть, и до планового ремонта машина работала месяц — несомненно, единственный случай в мировой энергетике!

Сумрачная внешность Сыромятникова скрывала жизнерадостную и полную юмора душу. Он много ел и не прочь был выпить. «Я ем много, — говорил он, — но зато часто... Пить надо обязательно, а то помрешь и не будешь знать от чего. Надо пораньше лечь, чтобы попозже встать (приходил он в министерство в 6 утра!)». Выпивал он обычно по субботам, после чего отплясывал что-то вроде гопака и ложился спать. Жил он над нами, и, когда он плясал, потолок трясся и люстра ходила ходуном. Однажды, во время очередного матча на первенство мира, моя жена попросила его не танцевать, чтобы не тревожить меня. Потом Иван Аркадьевич рассказывал: «Мы с Ботвинником вместе выиграли — я не танцевал...»