Проявлений сочувствия, даже самых незначительных, он ни от кого не терпел и заметив, буквально взрывался.

— Что вы на меня так смотрите?! — резко бросил он как-то новенькой сестре. — Вот отчекрыжат мне ногу, зальют спиртом, тогда и любуйтесь сколько хотите. Хоть на комод поставьте!

У той задрожали губы от обиды, пришлось Наташе Борисовой вмешаться. Но и ей было сложно справиться с таким пациентом. Человек по натуре мягкий, она всегда жалела больных и старалась их подбодрить, но обходиться так с Лазаревым было все равно, что пытаться погладить рукой кактус, растущий в плошке на окне перевязочной.

В тот раз художник и сам понял, что перегнул, попробовал утешить новенькую, я, мол, всегда такой, не хлюпай. Но приходил новый день — и все начиналось сначала.

— Вы, Наталья Егоровна, всегда так милы, будто я уже обещал на вас жениться. А кстати, будь вы в самом деле моей женой, как бы мы жили? — отзывался он на пожелание доброго утра.

— Плохо бы жили, товарищ лейтенант, — Наташа пыталась быть строгой, но выглядела скорее расстроенной, — У нас бы посуды мало было, и только металлическая.

— Это почему, позвольте узнать?

— Потому что бьющуюся посуду я бы всю о вас расколотила в первую же неделю.

— Вот женщины пошли! Ну, ладно, не дуйтесь. Понимаю, что жених из меня никакой. Давайте, лучше, я вас нарисую?

— Вот этого точно не хочу. Представляю, каким вы меня крокодилом выведете! Вы пробовали не быть злым?

— Думаете, мне это поможет? Микроб как фриц, ему поровну, злой я или добрый. Все равно сожрет! Не сейчас, так до весны точно! И так тут у вас, как картошка в погребе, не сожрут так закопают! Дайте уж душу отвести…

— Напрасно, честное слово напрасно. Когда человек добрый…

— Слышал, знаю! Сказочки поповские!

— Это не сказки, — не уступала Наташа, — Весь организм регулируется нервной системой. Когда человек злится, напрягается, нервная система истощается и регулирует хуже, чем может. Это еще Павлов доказывал.

— Да чего тут регулировать? Отхватят и нечего будет! — рубил он своё и принимался на набрасывать в блокноте карикатуру на повара, замахивающегося огромным и кривым как ятаган ножом на единственную луковицу под плакатом "Суп харчо — вверху вода, внизу — ничо!”

Когда Лазарев после очередной перевязки похромал в палату, Наташа вдруг рухнула на табурет у инструментального столика и беспомощно расплакалась. Медсестры принялись ее утешать, что же поделаешь, и рана тяжелая, и человек сложный. А она только всхлипывала:

— Да разве я на него обижаюсь? Мне жалко его! До самого сердца жалко… Ведь пропадает человек! Ему вчера опять предложили ампутацию и он опять отказался. А ведь если отнимут, то высоко, и протез пристроить будет толком некуда, — и она разрыдалась в голос так, что не сразу нашла силы успокоиться.

Но прошло два дня и Наташа встретила художника чем-то необычайно довольная. На перевязку Лазарев всегда старался дойти последним, занимаясь рисунками и обмениваясь солеными шуточками с товарищами по несчастью.

— Наше вам с кисточкой, разрешите доложить, еще не помер! — изрек он быстрой скороговоркой. — Вот график вам на декабрь дорисую и точно в морг переселюсь. Там тихо и рисовать ничего не надо…

— Опять вы за свое. А я вам опять повторю, что установка на выздоровление — половина успеха.

— Если нет других средств!

— Хотите поспорить? — она вдруг подмигнула ему.

— Еще чего…

— А вдруг? Вот что, — Наташа бросила быстрый взгляд на дверь, — Раиса Ивановна, займите, пожалуйста, пост у двери, чтобы не было посторонних. А то подумают про меня что-нибудь такое, что товарищ лейтенант обычно рисует.

Лазарев проворчал, что делать ему больше нечего, и на одной пшенке не разгуляешься, но в глазах его мелькнул интерес:

— Ну, и что вы задумали на этот раз? Павлова мне пропишите читать, по три страницы четыре раза в день?

— Нет. То что я вам скажу, вообще-то служебная тайна и если что, мне от начальника госпиталя нагорит так, что мало не покажется, — заговорила Наташа быстрым полушепотом, глядя пациенту в глаза, — На этой неделе к нам в госпиталь приезжает сам Сергей Романович, понимаете? Профессор Миротворцев! Хирург-консультант Саратова. А его, между прочим, не зря Чудотворцевым зовут. И стаж у него — еще с русско-японской войны. Он целую книгу написал о лечении остеомиелита. И будет выбирать кандидатов для показных операций. Собственно, вы первый на очереди. Только, т-ссс! — она поднесла палец к губам, — Я ничего не говорила!