Он не шутил. На коже то и дело распускались нежно-розовые следы его страсти.

– Давай летом поедем на море»?

– Конечно, поедем.

И снова касания, снова нежность, снова что-то тонкое, почти неуловимое, но так похожее на любовь. Мы никогда не говорили о будущем. Вернее не так. Мы вели себя, будто нет ничего кроме этого самого будущего. Нет настоящего. Работы, детей, проблем, графика отпусков, в конце концов, который никак не выпадал на лето. И нет прошлого. С нашими семьями, с нашими болями, с обязательствами, которые мы должны выполнить для блага других.

Тимур сбрасывал все входящие звонки, обещая перезвонить маме и сестрам позже. Я каждое утро отвозила Томе в больницу суп и свежие тефтельки, а потом в течение дня писала короткие смс, но если честно, на этом все. Не говорила с Никитой, игнорировала родителей, забыла о подругах и даже не поздравила Римму с днем рождения. Она не злилась. Она все понимала.

А еще я забила на работу. И мир при этом не остановился. Человечество не вымерло, и даже никто из любимых пациентов не написал на меня жалобу в МинЗдрав. Кажется, им тоже нравился счастливый, вечно улыбающийся врач с непременно хорошими прогнозами.

– Умирать это не ко мне, - ответила я женщине кровотечением и мыслями, что это страшная болезнь на букву Р. Она пришла без записи, белая как бумага и в слезах, а вышла с вполне вменяемым диагнозом и улыбкой.

В перерывах Тимур срывался в больницу и таскал мне кофе, печеньки или просто себя.

Все вокруг кидали на нас косые взгляды, когда мы запирались в кабинете в те редкие минуты свободы.

– Я так устала работать, - пальцы погладили хрящик на его ухе, а потом опустились на плечи, а потом поднялись выше, пока он не поймал их и не остановил поцелуями.

Мне постоянно хотелось его трогать. Когда он рядом, у меня на виду, но не дает себя коснуться, это похоже на пытку.

– Не работай.

– Так, у тебя есть выигрышный билет в лотерею?

– Возможно, - уклончиво отвечал он.

– И что мы будем делать, если я уволюсь? – Думать об этом не хотелось. Но помечтать, представить, что тебя не держит больница, свёкр, родители, долг, известная, обязывающая фамилия и куча другой, навешенной сверху чепухи – так сладко, так приятно.

– Уедем в Питер. Возьмешь Тому, Никиту и поедем в Петербург.

– Почему туда? – смеялась я.

– Почему нет? Я думал это уже какая-то традиция, если начинать все сначала, то в Петербурге.

Такими глупыми, ниочемными разговорами был пронизаны наши отношения. Ничего серьезного. Ничего страшного. Ничего плохого. Только забота, нежность и очень много смеха.

Он постоянно смешил меня. И так красиво смеялся в ответ, когда я что-то рассказывала о себе. Это подстегивало доставать все новые истории из сундука прошлого, раскидываться ими как пышными платьями, пока мы не тонули под ворохом воспоминаний, опыта, случаев, философских мыслей и коротких незначительных фраз. За ними как правило скрывалось все самое важное.

– Девочка…

Мой взгляд из под опущенных ресниц.

– Ты такая красивая.

Молчу и улыбаюсь.

– И невероятно теплая.

Давлюсь словами, но не могу ничего сказать ничего в ответ. Все слишком очевидно. И мне от этого так страшно, что хочется кричать.

– Спасибо тебе.

– За что?

– За то что я наконец поверил в…

Ответ я не узнала. Реальность очень больно приложила меня головой о твердую землю. Насколько помню, Бог изгнал из Рая первых людей, за то что Ева ослушалась его и вкусила запретный плод.

Сейчас в двадцать первом веке снова виновата женщина. Не Ева, разумеется, а обычная школьная учительница третьего «Д» класса.

– Анастасия Борисовна, вы не могли бы подъехать сейчас в школу.

– Что-то случилось? – машу головой, прося Тимура отстраниться, и тот подается назад, так что я могу свободно дышать.

– Нет, но вероятно может случиться.

– Простите, не могли бы вы не пугать меня так по телефону. Это из-за Томиных оценок? Она выйдет из больницы и все наверстает, мы наймем репетитора и будем контролировать этот вопрос.

Тишина в динамике.

– Тома уже вышла из больницы.

– Нет, - имя учительницы снова вылетело из головы, я кривлюсь от досады, на себя. Что за нерадивая мать.
– Вы что-то перепутали. Тамару выписывают только после обеда, и я планировала оставить ее на пару дней дома, для адаптации и той же подготовки к школе.

– Нет, Анастасия Борисовна, - тяжелый, осуждающий вздох, - путаете как раз вы. Сегодня утром ваш супруг привез Тамару в школу. Я не сделала выговор, что девочка не в форме. И даже сама предложила ребятам поделиться с ней завтраком, потому что она не взяла ничего из еды. Но на ней просто лица нет. Она сидит и плачет вот уже два урока подряд.