Так прошло несколько дней. Когда нужно, делали привал, и люди отдыхали, подкреплялись, спали, прогуливались по округе, не отходя далеко от лагеря. Саткары преследовали нас, однако всё это время не решались нападать на людей. Особенно хорошо это можно было видеть в открытых полях, когда беспрепятственно обозревалась вся округа – множество ярких огней, окружавших нас. Но для мятежников это всё равно не было аргументом. Они продолжали полагать, что лучшим решением для человечества было осесть на месте, образовать город и защищать его. Мы ощущали, как раждалоды использовали кельте для того, чтобы проклясть всех нас, а после уже на ослабленных и разрозненных напасть, чтобы сгубить. Но Картогир, Фалкан и Монгер прекрасно справлялись с организацией магической защиты, не пропуская ни единой частички к простым людям. Поэтому все недовольства, что множились в лагере, были только лишь человеческого происхождения, порождались только лишь их несовершенными сущностями, только лишь их разумами, наполненными грехами. Неизвестно, чувствовали саткары это хоть как-то или нет, но за всё время, пока мы двигались навстречу другому человеческому лагерю, мы уничтожали только лишь одиноких мигов, которые пытались прокрасться к нам и вселиться в какого-нибудь человека, чтобы сделать его одержимым и получить хоть какое-то могущество, потому что сами по себе миги в большинстве своём слабы и беспомощны. За исключением некоторых единичных случаев, они были не способны сражаться и пользоваться магией. А потому вселение в тело жертвы было для них единственным способом, как они могут возвыситься. Но мы всякий раз пресекали такие неуклюжие попытки. Пока люди были с нами, им ничего не угрожало.

Однако недовольство росло. И все попытки хоть сколько-нибудь мирным путём вразумить мятежников разбивались о скалы их упорства в собственном невежестве. И вот, наступил такой момент, что наш лагерь разделился. Мятежники переманили на свою сторону больше половины народа и отказывались повиноваться чародеям и бессмертным. Было сказано много слов, большинством из которых они потом будут стыдиться. Но мысль была одна – чародеи с разорадом не могут понимать человеческих потребностей, а потому не должны направлять их. Более того, идея оставить Новую Балию уже с самого начала была неверной, после чего опять потянулось размышление о том, что нужно обосноваться на одном месте, а после – сражаться за свою землю. Валирдалы были откровенно изумлены такому обороту событий. Да, несмотря на то что они знали о зреющем мятеже на этой почве, всё же видеть это своими глазами и слышать эти аргументы своими ушами, было для них неожиданностью. И тогда мы все скинули свои маски, чтобы выступить против мятежников всем своим числом, чтобы показать, под какой защитой на самом деле находится лагерь. Голодвис заговорил с ними, однако некоторые, особенно дерзкие люди не давали ему и слова вставить, чем и поплатились своими жизнями. Бессмертный демонстративно выставил руку в их сторону, так что зелёное пламя смерти поглотило их всех без остатков. Воцарилось безмолвие, которое разорвал монотонный голос Голодвиса. Он не прибегал ни к какому воздействию. Его слова были просто словами – в них не было никакой леденящей душу и наводящей ужас силы, потому что он хотел, чтобы люди приняли наиболее взвешенное решение:

– Эти четверо поплатились своими жизнями только лишь за свою дерзость. Однако в наших глазах вы все должны быть сожжены зелёным пламенем смерти за свои грехи и несовершенство. Но мы проявляем к вам невиданное милосердие, ведь понимаем, что для человека нет ничего дороже, чем его жизнь, - он приумолк, внимательно всматриваясь в тех, кто сейчас с замиранием сердца смотрели на него, - И я вижу, вы с этим согласны. Однако почему-то ваши поступки рознятся с вашими мыслями. Если жизнь настолько ценна, что за неё вы готовы отдать всё, тогда почему вы готовы умереть за свою землю? Почему вы говорите: «Нам нужно остановиться, осесть на этой земле, построить свой город и защищать его даже ценой своей жизни»? Город был построен для человека, чтобы он там жил? Или человек был создан для города, чтобы заселить его? – он снова обвёл всех своим взглядом, - Вижу, что вы согласны с моим высказыванием. А потому призываю вас одуматься и поменять своё мышление. Мы движемся навстречу другому человеческому лагерю, чтобы объединиться. Так будет легче защищать вас. Тем более вы все видели, как саткары следуют за нами по пятам. Когда мы объединимся, то сможем приманить ещё больше этих краснокожих существ, которые сейчас разбросаны по всей планете. Это позволит уничтожить их одним махом, нежели постоянно преследовать каждого в отдельности, что ускорит приближение полной победы над противником.

Голодвису пришлось прервать свою речь, потому что небольшая группы саткаров решила воспользоваться этим моментом, чтобы напасть. Посреди лагеря отверзлась пентаграмма, так что из неё успел выбраться с десяток мигов и два ражгара, прежде чем Монгер сделал её ловушкой. Но это было сейчас очень кстати. Эти проклятые стали наглядным примером того, что произойдёт с ними, если они останутся на месте. Голодвис продолжил:

– Разорад и валирдалы двинутся дальше, чтобы соединиться с другим лагерем людей. И любой саткар, который посмеет напасть на нас, будет повержен. Если вы решите остаться на месте, у вас не будет этой поддержки, - бессмертный демонстративно сжал кулак, так что зелёное пламя, появившееся внутри пентаграммы, поглотило всех порождений Хора, не оставив от них и праха, - Да, мы не будем вас убивать, потому что, в отличие от саткаров, мы пришли к вам, чтобы защищать. На рассвете мы двинемся дальше. Кто хочет, пусть идёт с нами, кто не хочет – оставайтесь и сражайтесь за свою землю.

Сказав это, Голодвис превратился в человека, как и большинство из нас, оставив всех людей размышлять над тем, что они слышали и видели.

Человеческие души – потёмки. Чем они руководствуются, когда принимают решения, нам неизвестно. Ведь всё было совершенно очевидно: проявить послушание означало остаться в живых, когда как поступить по-своему – умереть. И тех, кто осознали ошибочность своего решения, оказалось меньшинство. Так что приблизительно половина от численности лагеря послушалась мятежников и осталась. Они умудрились демонстрацию нашего величия обратить в коварный замысел, якобы это непредвиденное появление саткаров было показухой. Разорад и призвал проклятых в этот мир, чтобы завоевать их доверие, поработить их и править ими. И этот аргумент стал решающим, так что наш лагерь разделился. С рассветом половина людей двинулась вперёд, а другая осталась на месте, начав обустройство этой территории. Не успело пройти и полдня, как их всех поглотили краснокожие преследователи. Половина из них стала одержимой, другая была просто разорвана на части. Таким образом Сиван потерял свою жену и освободил место для другой женщины из числа тех, кто оказались благоразумными. Стоит отметить, подобные мятежи произошли и в некоторых других лагерях людей. Так что общее количество людей уменьшилось. Но в этом было даже кое-что полезное – таким образом это общество очищалось от самодовольных особ, любящих только лишь первенствовать. Так что в будущем население этого мира будет на таким скверным, как было раньше. Тоже своего рода эксперимент по искоренению греха.

Курт никогда не сомневался в наших мотивах. А потому он, конечно же, оказался среди тех, кто желал спастись. Ему было жаль тех, кто в своём безумии решил следовать по своему пути, однако он никогда не водил с ними дружбы из-за их скверного характера, а потому он никого из друзей не потерял. Сейчас он находился среди них и продолжал радоваться общению с ними.

Через десять дней мы вошли в очередные руины города. Внешний вид этих разрушенных построек нагонял тоску на сердца людей. Здесь было легче устраивать лагеря, но в то же самое время и саткарам здесь легче всего устраивать засады. Поэтому миги-одиночки чаще пытались проникнуть к нам в лагерь, и группы ражгаров чаще встречались нам на пути. Однако мы не позволяли, чтобы краснокожие причинили хоть какой-нибудь незначительный урон тем, кто следуют за нами. Также пришлось сменить тактику продвижения по этим местам, ведь города прочёсывали более крупные отряды проклятых. Если бросить им вызов, то сражение с ними отнимет слишком много времени. Поэтому гораздо эффективнее было бы пропустить их мимо, а после уже пройти самим. Поэтому люди теперь шли не всей гурьбой, а растянулись в длину и старались жаться ближе к строениям. Когда мы оказывались в открытых районах города, пытались преодолевать их как можно быстрее, чтобы не попадаться на глаза саткарам.

И вот, в очередной раз затаившись для того, чтобы пропустить полчище краснокожих и не привлечь их внимания, Курт почувствовал нечто необычное с помощью своей силы трогдалода. Что станет делать человек, если на него попытается упасть целая гора? А что, если на пути падения этой горы вдруг из ниоткуда возникнет преграда, которая спасёт человека от участи быть раздавленным такой громадиной? Нечто подобное произошло сейчас со временем. Курт ничего не понял, однако он видел, как из глубин потоков времени на него падает нечто огромное и ужасное, нечто, большее и опаснее, чем гора. Однако это что-то ударяется о незримую преграду, какое-то время бьётся об неё, а после исчезает. Сердце от такого зрелища содрогнулось очень сильно. Вастис, оказавшийся рядом с ним, понял, что он увидел нечто необъяснимое, и сказал:

– По всей видимости, там, в будущем разворачиваются какие-то очень ужасные события.

Не переставая вглядываться в потоки времени, Курт лишь ответил:

– Главное, чтобы сейчас было всё спокойно.

Трогдалод после этого всё чаще поглядывал в потоки времени, пытаясь отыскивать в них какие-то отклонения. В его памяти то самое происшествие оставило неизгладимый след. Кто или что такое огромное вынырнуло из самых глубин реки бытия и нацелилось на него, именно на него, на повелителя времени? Кто-то назовёт эти вопросы беспочвенными и скажет: «Ну, случилось и случилось. Живи дальше». Но никто этого не сказал, потому что никто и не знал о том, что произошло. Да если бы повелитель времени кому-нибудь и рассказал об этом, навряд ли собеседник сумел это понять. Однако он не переставал размышлять над этим, не переставал всматриваться в трогу и, что было самым важным, пытался во всём этом разобраться. Он хотел разгрести эти потоки, хотел отодвинуть их, убрать и посмотреть, что находится там, меж ними. И вот именно это стремление помогло ему двигаться дальше в развитии собственной силы. Старания, которые он прилагал к этому, помогали укреплять то, что он уже умел, а также давали возможности для чего-то нового. Таким образом его замедление времени превратилось именно в остановку. Теперь он мог усилием воли заставить это бесконечное течение остановиться. Да, это по-прежнему требовало от него неимоверных усилий, однако, практикуясь в этом, он укреплял свою способность, из-за чего задерживать время становилось не так тяжело. Укрепилась его возможность возвращаться в прошлое. Он мог уходить ещё раньше, а также дольше находиться в необходимом отрезке истории, чтобы разглядывать те события. Но, что было интересно, Курт никогда не встречал себя в прошлом. Даже тогда, когда он возвращался в тот момент, когда с ним кто-то разговаривал, его из прошлого не было, и возникало такое ощущение, как будто бы собеседник разговаривал сам с собой. С каждый разом он уходил на мгновение раньше того места, которое он посещал до этого. И такой прогресс его радовал, ведь он видел, как его навык рос и развивался. Однако во всех этих путешествиях он не мог лишь одного – что-то менять в прошлом. Все попытки как-то прикоснуться к какому-либо объекту или существу оборачивались неудачей – его руки проходили насквозь. Несмотря на то, что он не оставлял попыток, всё же внести изменения в то, что уже случилось, он пока не мог. Также Курт заметил, что он не может оказаться там, где его не было, чего он не видел. Например, он пытался отдалиться от места своего нахождения, чтобы увидеть то, что было скрыто за другими строениями. Но всё окружение начинало размываться, так что очертания домов делались мутными. Также было заметно, что свет постепенно меркнул. Из-за чего, продолжая движение, трогдалод, в конце концов, оказывался в кромешной тьме. Однако стоило только ему обернуться назад, как он тут же оказывался в том месте, где находился в данный этап истории, то есть не нужно было проделывать долгий путь обратно. Таким образом развивался трогдалод.