Придерживая подол, чтобы ненароком не наступить на него, Аня спустилась по лестнице. Смех и музыка окатили ее золотыми волнами. Гости собирались внизу и проходили в залу, где играл детский оркестр. Женщины в таких же струящихся платьях, с перьями в волосах и в высоких перчатках радостно вскрикивали, узнавая друг друга, и звонко чмокали воздух около щек. Мужчины, одетые в парадную военную форму, с алыми нашивками на рукавах, густо смеялись, жали руки, целовали дамам пальцы. У каждого к одежде был приколот букет-комплимент — их раздавали дети.

Аня замерла в нерешительности на ступеньке, боясь, что сейчас с ней тоже заговорят, а она не сможет ответить. Среди незнакомых лиц Аня попыталась найти Макса — единственного, кто мог ее понять, — как вдруг увидела Боруха. Он стоял у входа в залу, держа на раскрытой ладони поднос с бокалами шампанского. Борух повернул к ней голову, и Аня помахала ему, привлекая внимание. Однако, к ее ужасу, вместо Боруха по лестнице взбежал светловолосый молодой человек. Его глаза сияли. Юноша заговорил торопливо и сбивчиво, и Ане захотелось раствориться в воздухе: она не понимала ни слова из его пылкой речи. Только имя — Август Канарис, да и то потому, что он чуть прищелкнул каблуками и наклонил голову, когда представился.

Макс возник как будто из воздуха. Он протянул Ане руку и сказал:

— Ты прекрасна. — Затем повернулся к Августу: — Wiederholen Sie das August, Ich ware mit vergnugen Ihr Ubersetzer [1].

Но вместо того чтобы повторить, Август почему-то стушевался и, поспешно откланявшись, оставил их наедине. Аня наклонилась к Максу со своей верхней ступеньки.

— Кто этот человек? Он мне что-то говорил, но я ничего не поняла и немного растерялась…

— Это сын военного адмирала. Он избалован, но безобиден, — ответил Макс с ухмылкой. — И я тоже не всегда понимаю, о чем говорят такие, как он…

— Но это ведь твои друзья… — Аня удивленно оглядела сборище.

— Вовсе нет. Всего лишь высший свет рейха. У меня нет друзей… — Макс потянулся к ней, и шепот согрел обнаженное плечо. — Кроме тебя.

От этого признания у Ани потеплели уши, и она стала проваливаться в тягучее, ужасно неуместное чувство. Это пугало и волновало одновременно. Ища, за какую безобидную тему ухватиться, Аня вспомнила о подарке, который сжимала в руке.

— Вот. — Она неловко протянула Максу сложенный шейный платок, который сшила сама. — С днем рождения. И прости, что…

— Аня! — Макс с восторгом развернул платок и только тут заметил, что с ее платьем что-то не так. Его брови сошлись на переносице, он потянул Аню за руку, развернув, чтобы оглядеть ущерб. — Но как же… Оно стоило целое состояние…

Аня почувствовала, как горят уши. Стало стыдно — и отчего-то страшно. Она снова совершила ошибку. Не угадала. Все испортила. Рассмеявшись слишком звонко, так, что некоторые гости с удивлением обернулись, Аня накинула Максу на шею платок и, торопливо завязывая, путаясь в пальцах, заговорила:

— Прости, прости, я виновата, но эти фалды… К такому я не привыкла. И еще никак не могла придумать подарок. У меня ведь ничего нет, поэтому… И золото очень тебе идет.

У нее получился свободный пышный узел. Но Макс все еще хмурился. Он поймал ее дрожащую руку и сжал, будто раздумывая, как поступить. Наконец, слегка поцеловал пальцы.

— Спасибо. Мне очень нравится, — сказал он и предложил ей свой локоть. С облегчением Аня вцепилась в него как можно крепче.

Они спустились по лестнице вместе и прошли в залу, где собрались все гости. Как только Макс появился в дверях, один из гостей, невысокий господин в очках и с залысинами, поднял бокал и постучал по нему десертной ложечкой. Все тут же замолкли, повернувшись на хрустальный звон. Стихла и музыка.

Мужчина вытянулся в струнку и, вскинув подбородок, заговорил торжественно, явно обращаясь к Максу. Остальные тоже подняли свои бокалы, и золотистое шампанское заискрилось в свете ламп. Макс слушал поздравления и польщенно улыбался. Пока гость говорил тост, Аня украдкой огляделась и наконец заметила Катарину.

Катарина стояла в стороне, рядом с крупным мужчиной с военной выправкой и холодными, почти прозрачными глазами. Ее платье и впрямь оказалось восхитительным: строже, чем у Ани, с высоким поясом и свободными рукавами, черное с блеском. А еще Катарина была единственной, кто украсил себя живой, а не бумажной розой, и цветок удивительно шел ее высоким белокаменным скулам. Но когда Аня встретилась с ней взглядом, сразу захотелось отступить в тень — подальше от нее, от Макса и всех остальных. Аня попыталась высвободить руку, но Макс, почувствовав это, прижал ее локтем и накрыл ладонью. У Катарины вспыхнули щеки.

Невысокий мужчина закончил, и зал разразился овациями и выкриками. Зазвенели бокалы. Улыбаясь, Макс тоже приподнял свой и сделал глоток. Вновь заиграла музыка — вступили скрипки, затем виолончель и флейта — и кавалеры стали приглашать на танец дам.

— Ты хотела сбежать? — спросил Макс.

Аня смутилась еще больше.

— Просто я здесь никого не понимаю… А что он сказал?

— Что я хороший человек. Потанцуем?

Он поставил свой бокал на каминную полку и вывел Аню в центр зала. Им тут же освободили место, провожая улыбками и шепотками. Рука в перчатке легла на талию, вторая сжала ее пальцы, Макс сделал шаг, прижавшись всем телом, и Аня, повинуясь его напору, отступила. Они закружились по залу.