Шрифт:
— Она ведь умерла? — спросил Макс осторожно и сочувственно, будто это случилось совсем недавно. Удивительным образом он угадал ее мысли, почувствовал ее грусть.
— Да, — ответила Аня и призналась: — Она погибла из-за меня.
Думать о маме, тем более говорить о ней, было тяжело. И почти совсем невыносимо — о том, почему так случилось. Стоило вспомнить, как огонь пожирал их дом, и вот пламя уже заплясало перед глазами, обожгло до слез. Аня прикрыла веки и, вздохнув, прошептала:
— Почему это все досталось именно мне…
— Мне жаль. — Рука Макса мягко сжала плечо. — Но так случилось, и никто не может знать, почему. Раньше я задавался тем же вопросом, но потом понял: думать об этом — бессмысленно. Главное, что теперь это наша ответственность. Кто-то рождается в королевской семье, и его ответственность — рано или поздно возглавить страну. Он не имеет права просто сбежать от своих обязательств. А мы родились с даром, и наша ответственность — научиться с ним жить, хотим мы того или нет. Нужно быть очень храбрым, чтобы принять такой дар…
Вдруг совсем близко вскрикнул козодой, и Макс испуганно отскочил в сторону. Аня прыснула. Макс, шумно выдохнув, тоже рассмеялся.
— Ну вот, — сказал он сквозь смех. — Теперь ты знаешь, что я не такой уж и храбрый.
Вскоре они и впрямь вышли к небольшой, но быстрой реке. Вода сбегала вниз по камням, бормоча и пенясь, закручиваясь мелкими бурунами, несла опавшие листья. Длинная сочная трава вдоль берегов полоскала в реке свои зеленые косы.
На противоположный берег вел старинный мост. Потемневший от времени и сырости, с изумрудным мшистым брюхом, он изгибался над рекой каменной аркой. Аня остановилась, чтобы полюбоваться и перевести дыхание.
— Устала? — спросил ее Макс. — Осталось немного.
Аня присела на берегу, коснулась пальцами студеной воды.
— Совсем нет, — призналась она. — Наоборот, в лесу я будто набираюсь сил. Здесь мне спокойнее, чем в замке. Я чувствую себя как дома.
— Это странно… То есть я хотел сказать — удивительно.
Макс взошел на мост и, остановившись, протянул Ане руку:
— Идем?
Стряхнув воду с пальцев, Аня поднялась и последовала за ним на ту сторону. Камень моста был гладкий и странно теплый, прямо как рука Макса. Дойдя до середины, Аня остановилась.
— Кажется, здесь хорошее место. Чтобы попробовать…
— Попробовать?
Она поймала на себе странный взгляд Макса и совсем смутилась.
— Я хотела сказать, потренироваться. С даром. Тут я никому не причиню вреда.
Макс огляделся. Конечно, местность и так была безлюдной, но в лесу обитали звери и птицы — им тоже не хотелось вредить.
— Хорошо, — кивнул он, отступив на шаг. — У тебя получится.
Аня глубоко вдохнула и медленно выдохнула, закрыла глаза.
Марево снова уснуло где-то внутри нее, свернувшись кольцами, как огромный дракон, но она его чувствовала. Этот дракон всегда был с ней. Дышал в унисон, смотрел на мир ее глазами. Нужно только разбудить его и выпустить на свободу — но держать крепко, на короткой привязи.
Прошла минута, затем еще одна. Ничего не происходило. Макс не торопил ее, никак не вмешивался и даже почти не дышал, но Аня все равно ощущала его присутствие всей кожей.
В конце концов она сдалась. Макс увез ее в глушь, подальше от людей, в безопасное место — но для дракона здесь было слишком безопасно.
Аня выдохнула, открыла глаза. В отчаянии оглянулась на Макса:
— Что мне сделать?
Он задумался, а потом предложил:
— Вспомни брата.
— Вспоминаю каждую минуту.
— Конечно. Но сейчас сосредоточься только на нем. Вспомни его лицо. Вспомни, каким он был.
Аня снова закрыла глаза, и Пекка встал перед ней таким, каким она сохранила его в памяти: с мягкой улыбкой — одним уголком рта, блестящими темными глазами, широкоплечий, крепкий, дурашливый в хорошем настроении. Потом взрослый Пекка сменился маленьким — в тулупе и валенках, с красными от мороза щеками и инеем на ресницах, с мокрым носом и облачком пара изо рта. Без переднего зуба, конечно же. Он так смеялся, когда молочный зуб выпал, а Анники расплакалась от жалости…
— Вспомни его взгляд. — Голос Макса, тихий и вкрадчивый, звучал совсем близко. — Каким он был, когда ты видела его в последний раз?
Лицо Пекки вновь изменилось — повзрослело, осунулось, потемнело от грязи. Пекка смотрел исподлобья глазами побитой собаки.
— Представь, где он был… Совсем один, без твоих писем.
Губа разбита, руки связаны за спиной. Какие-то темные застенки. Ох, милый, милый Пекка…
— Его расстреляли, Аня, — жестко сказал Макс, и где-то вдали хрустнула ветка. Аня вздрогнула. — Он не был виновен ни в чем, но его расстреляли.