— Из-за меня, — прошептала Аня.

— Да, из-за тебя, — надавил беспощадный голос. — Но разве ты этого хотела? Нет. Это сделали другие люди. Они отдали приказ…

Что-то изменилось. Аня почувствовала, как внутри нее подняло голову нечто большое, горячее, как опалило огнем живот, раздвинуло ребра — а потом все заполнил едва слышный, тонкий звон.

— Вот так, Аня, собери эти чувства, — возбужденно говорил Макс у самого ее уха. — Этих людей нужно победить. Они заслужили твой гнев.

Все другие звуки утонули в звоне, только голос Макса оставался с ней. Он шептал прямо в голове: «Твоя ярость праведна. Твой дар прекрасен. Нет ничего плохого в том, чтобы с его помощью защищать любимых людей».

Аня вдохнула — и иссушающая, гулкая волна раздалась во все стороны. Поднялся ветер, вода на реке пошла рябью, деревья зашумели, теряя желтые листья. Сила толчками выходила с каждым выдохом, стекала с пальцев, обжигала горло. Закричи она сейчас — и деревья вокруг снесет, будто ураганом. Взмахни рукой — и камни вывернет из земли, раскидает по округе.

Казалось, она поднялась выше самых высоких сосен, стала горячей, как солнце, и неколебимой, как земная твердь. Она могла бы объять весь мир и сберечь его в своих ладонях. Дракон глядел сквозь ее глаза, и Аня знала: она и есть дракон. И всегда им была.

Камни моста под ее ногами задрожали, в ушах засвистело, и тут она услышала громкое, испуганное:

— Анники!

Марево схлынуло. Выдохнув, Аня открыла глаза. Одновременно с этим с неба рухнула вода — это река поднялась из русла, послушная силе. Вода окатила Аню с головы до ног, и она, взвизгнув, отскочила — прямо в руки к Максу. Он тоже был весь мокрый, но смеялся громко и счастливо.

— Аня! — Он крепко обнял ее и, не удержавшись, расцеловал в щеки. — Das ist grossartig! [3] Ты великолепна!

— Спасибо, — пробормотала Аня, ужасно смущенная его радостью. Макс был первым, кто искренне восхищался ею. Хотелось закрыть лицо, спрятать глаза, но Макс не позволил. Поймав ее подбородок, он серьезно взглянул в ее лицо и сказал:

— Вот настоящая ты. Вот твоя сила. Можешь пользоваться, когда тебе нужно.

Он наклонился к ней совсем близко, коснулся кончиком носа. Его губы оказались мягкими и горячими, а поцелуй — настойчивым и сладким. Он опалял почти до боли.

1. Добрый день, фройляйн Анна! (нем.)

2. И будет ждать гостей. Надеюсь, мы еще увидимся (нем.).

3. Это великолепно! (нем.)

2. И будет ждать гостей. Надеюсь, мы еще увидимся (нем.).

3. Это великолепно! (нем.)

1. Добрый день, фройляйн Анна! (нем.)

Лихолетов

Шли целый день — вдоль реки, затем через болото, из которого эта река вытекала. Без Егеря отряд «М» вряд ли бы смог преодолеть топкое место в полном составе. Медведь шагал, не разбирая дороги, то и дело проваливаясь в трясину. Один раз его даже пришлось вытягивать жердью. За Волком тоже нужен был глаз да глаз. Последние километры Лихолетов снова тащил его на себе.

Около пяти часов дня, гудя мотором, над ними пролетел ширококрылый биплан — со стороны замка куда-то в сторону леса. Егерь вжал голову в плечи, провожая его колким взглядом. Внезапное острое предчувствие обожгло догадкой, не основанной ни на чем, кроме твердой внутренней уверенности: им не нужно в замок, а нужно идти за тем бипланом. Вот только… Лихолетов покосился на непрошибаемого Медведя. Нет, эту махину не развернешь с проложенного маршрута.

Лихолетов нагнал Егеря.

— Вы знаете что-нибудь о хозяине замка?

Егерь нахмурился, с неохотой ответил:

— Только небылицы.

— О том, что он может заставить людей делать все, что захочет? — не отставал Лихолетов.

Егерь сверкнул на него глазом, криво улыбнулся.

— Люди разное говорят. Не всему стоит верить.

Больше не получилось вытянуть из провожатого ни слова, сколько бы Лихолетов ни бился.

Вскоре они вышли к охотничьему домику — вросшей в землю почти по окна лачуге с зеленой от мха крышей. Егерь вскинул руку, останавливая Лихолетова:

— Стоять. — Он указал на траву у него под ногами, в которой, если приглядеться, хищно блестела металлическая пасть. — Капканы. Идите за мной след в след.

Помогая себе жердью, Егерь пошел вперед, обходя капканы, остальные потянулись за ним гуськом. Дверь лачуги скрипнула, вспугнув лесных птиц. Внутри было темно и затхло. Пахло нестиранным лежалым бельем, костром и порохом. Егерь тяжело перевалил через порог, прошел к столу у серого от пыли и паутины окна. Задернув его темной занавеской, зажег свечу. Вкусно потянуло топленым салом, и у Лихолетова снова заурчало в животе.