Шрифт:
В папке штук десять однотипных бланков на разные фамилии. Няшиной - лежит последний. Бланки уже со штампами - Зубарева постоянно косячит так: печати на пустые бланки, подписи под пустыми листами… Будем считать, что это карма за безответственность.
– Как ты их нашел вообще?..
– Одна из пациенток собирает документы в суд, ей нужны выписки, а там подписи твоей нет. Ну и следом нашёл ещё несколько.
Двигаю ей папку. Щелкаю ручкой.
– Подпиши... А то... вдруг утром проспим... и не до этого будет. А мне с утра ей выписки отдавать.
Она зависает в моих глазах. И я ей много чего обещаю взглядом.
Ну давай... пиши!
– застываю я в нетерпении облизывая губы.
Небрежно ставит подпись, мимо линии. Опускает взгляд на следующих бланк, пробегается взглядом. Снова ставит.
Я прикуриваю сигарету, она забирает ее у меня.
– Такси вызови, Костя.
– Адрес...
Ставя очередную подпись, диктует адрес. Вбиваю в приложение.
Остаются последние бланки. Те самые. Она опускает взгляд.
Не читай!
– И - да... Я скучал, Тань.
Отрывает взгляд от бумаг.
– А я знала...
– игриво и чуть надменно ухмыляясь.
Не глядя, ставит подписи. Я убираю документы, застегивая папку. Расплачиваюсь.
Мы выходим на улицу, такси ждёт.
Открываю ей дверь, подаю руку, помогая сесть.
– До завтра, Тань.
– В смысле?...
– обескураженно.
– Ты не едешь?
– Не могу, - развожу руками.
– Почему?
– Я… в другую женщину влюблен. Ну и ты же знаешь, что я… Как там ты говорила про меня? Верный как дворняга, кажется? Тебе не понять, конечно, но прости дефективного, - подмигиваю ей дружелюбно.
Захлопываю дверцу. Смотрю вслед такси. Такого откровенного динамо Зубарева точно не схавает! Мы вылетим из отделения теперь вдвоем, Няшина. Как Бонни и Клайд, блять, как Пятачок и Винни, как... Ты - из-за меня, а я - из-за тебя!
Глава 45. Хороший гад
Сегодня полночи опять рыдала в Гарика. Ну нет никаких сил на то, чтобы быть стойкой. Оказывается расстаться с мужчиной, в которого влюблена это ещё пол беды. Вторая половина беды обрушивается на тебя, когда ты понимаешь, что у него другая женщина. И видишь это...
Вторые полночи, я дописывала третью статью для Истомина.
Быть может, я дура. Но вот так...
Это единственное, что дало мне силы - идти и жить следующий день.
Сегодня домой возвращается Владик, и я собираю свои вещи в рюкзак, забираю его с собой.
Злоупотреблять гостеприимством я не хочу. И сегодня, если все получится, я переезжаю в... морг. И лучше об этом не думать.
Не понимаю, как смотреть Истомину в глаза, говорить с ним... Мир мой опять рушится, рушится... И, кажется, уже рушиться и нечему, но снова отыскивается какая-то неведомая конструкция, от разрушения которой больно.
Оставив рюкзак в сестринской, сижу на лавочке возле стойки за фикусом, прижимая к себе файл с распечатками и флешкой.
Мне очень хочется ему это отдать. Гораздо больше хочется сказать, что я люблю его и мне больно. Но не скажу...
Истомин хмурый, невыспавшийся и недовольный, с бумажным стаканом кофе в руке. И опять опаздывает.
– Доброе утро, - бросает на меня искоса совсем недобрый взгляд.
– Доброе утро, - шепчу я, опуская глаза.
– У тебя телефон недоступен, - пишет что-то.
– Да.
– Что "да", Люба?!
– цедит он сердито.
– Должен быть доступен.
– Он поломался, - вздрагивает мой голос.
– Да? Очень плохо...
Можно подумать, я сама не знаю, что плохо!
– Константин Захарович, - негромко о чем-то говорит ему старшая сестра.
– Что?.. Какое ещё дежурство?
– Вот вписан ты, посмотри...
– сует она ему открытую папку.
– Нормально...
– озадаченно вчитывается он.
– ...С занесением в личное дело... и лишением квартальной премии.
– Ах так?..
– бросает ручку.
– А я Костя тебе говорила, что она тебя отсюда выживет, - тихо.
– Опять опаздываете, Константин Захарович?
– стуча каблуками выходит из кабинета Зубарева и, видимо, не заметив меня, начинает его отчитывать.
Таким елейным ядовитым тоном, что я уже начинаю подозревать, что Истомин очень сильно не доработал вчера как мужчина. Ну или засунул в эту стерву совсем не то, что она ожидала. С него станется! Или, может, у них вышел личный конфликт?..