Я отставил кружку. Горохов обернулся.

— Говори, — бросил я. — Что случилось?

Катков тяжело дышал, и губы сжал, словно боялся не выговорить то, что собирался, и почему-то обращался ко мне, а не к шефу. Видимо, случилось что-то действительно серьезное.

— Сбежал. Игорь Лазовский. Из КПЗ сбежал. Постового убил… — он осёкся. — Врача взял в заложники.

Мы с Гороховым вскочили одновременно.

— Как — сбежал?! — рявкнул Горохов.

— Какого еще, на хрен, врача?

— Через врача и сбежал, — заговорил Катков. — Там… вызвали медиков. Он подставил заточку под горло. Постового — прямо в глаз. Мгновенно. А медика потом. Столько кровищи…

— Твою мать… — выдохнул я, чувствуя, как внутри всё взвинчивается. — Ничего доверить нельзя! Кому врача вызывали?

— Грише, вроде… Он тоже сбежал, его брат освободил.

— А почему врача вызвали в КПЗ без моего… — я перевел взгляд на шефа, — без нашего ведома? Лёша!

— А я при чем? — беспомощно развел руками Катков. — Я вообще в кабинете сидел.

— Ты начальник милиции или кто?

— Я несколько дней в должности, Андрей, — оправдывался криминалист. — И то временно…

— Да знаю я, — махнул рукой и процедил. — Дебилы… Это я не тебе, Лёша, это я про местных, мать их, милиционеров.

В кабинете стало душно, будто воздух отсюда кто-то откачал.

Горохов, как и положено руководителю, сообразил и выдал распоряжение:

— Так… Объявляем план «Перехват». Перекрываем все выезды — мосты, станцию, автовокзал, трассу на область, реку и причал — всё, что можно. Срочно. Алексей, поднимай личный состав, труби сбор.

— И отправь оперативников к дому Лазовских, — добавил я. — Вряд ли беглецы туда наведаются, но должно быть сделано на всякий случай.

— Есть! — Катков метнулся в дежурку. Я слышал, как его голос звенит в трубке — коротко, отрывисто: «Управление… Примите… КПЗ… Убийство сотрудника… Подтверждаю…»

Горохов только успел сделать спецоообщение в Москву, а Катков доложился в обком, когда в кабинет без стука ввалился взволнованный дежурный. Горохов скривился: вот сейчас совсем не до него.

Пока дежурный не проговорил:

— Из пожарной части позвонили, — сказал он. — Горит дом Лазовских.

Я замер, но только на секунду.

— Поехали, — скомандовал я и сам метнулся на выход.

Даже Никита Егорович подчинился и поспешил за мной.

Когда мы прибыли, дом уже полыхал. Постройка кирпичная, но изнутри вспыхнула как порох. Пламя хищно лизало стены и вырывалось из окон, оно гудело, как домна. Черный дым застилал округу — глаза слезились даже у нас, когда мы остановились в двух десятках метров.

Пожарные уже были на месте, суетились, растягивали рукава, перекрикиваясь сквозь гул огня. «ЗИЛ» плевался водой через лафетный ствол, но в этом пламени и дыму казалось — всё как мёртвому припарка. Огонь сжирал доски крыши, как саранча листву.

Сквозь грохот рушащихся балок я услышал, как кто-то из бойцов прокричал:

— Крыша пошла!

Гулко обвалились стропила, и в небо ударило пламя с синим языком — так горит краска и старая пропитка.

Мы стояли с Федей и Гороховым чуть в стороне, возле деревца, листву которого жар уже начал высушивать.

— Что думаете? — спросил он, тяжело дыша и вытирая лоб платком.

— А что тут думать. Игорь узнал, что отец его сдал, — сказал Федя. — Вернулся. Убил родителей. Дом поджёг. Чтобы следов не осталось.

Я смотрел на огонь и не отвечал. Что-то в этом всём не вязалось. Слишком… подчёркнуто. Слишком «по схеме». Не такой простой этот городишко оказался. Не такая простая семейка Лазовских. И высшие чины города в чем-то замешаны — уверен, что это они подослали Беспалова меня убивать.

— Нужно разгрести завалы, когда потушим, — проговорил я. — Нужны бульдозеры. Если разобрать кирпич…

— Андрей Григорьевич, — проговорил Горохов. — А какой смысл? В таком пекле… если там и были тела… От них не останется ничего. Ни зуба, ни косточки. Пыль да пепел.

Я медленно покачал головой, не отрывая взгляда от обугленного кирпичного остова, похожего на черный скелет гигантского монстра.

— Нет, Никита Егорович, — тихо сказал я. — Здесь что-то не так. Всё слишком гладко. Слишком… удобно. Мы будем разгребать завалы. Как только остынет кирпич — пригоним технику.

— Думаешь, есть что копать?